Одинокий журавль парил в высоком безоблачном небе. Наблюдая за его полётом, Антон, раскинув руки, лежал на спине посреди скошенного поля. «Вот бы и мне так», – думал он, жуя сорванную травинку. Сон сморил незаметно.
Антон очнулся от пронзительной боли во всём теле. Где-то тревожно ревела сирена скорой помощи, слышались незнакомые голоса и боль, нестерпимая боль, море боли… Яркий солнечный свет, бьющий прямо в лицо, мешал понять происходящее, слепил глаза, обжигал тело. Неожиданно солнце закрыла чья-то склонённая фигура.
– Сынок, ты как? – услышал Антон голос отца.
– Больно, очень больно, – прошелестели пересохшие губы.
– Потерпи, скорая уже здесь.
К лежащему мальчику бежали люди в белых халатах. Кто-то нёс носилки.
– Расступитесь, – кричал врач, – расступитесь.
Что было потом, Антон не помнил. Стало темно, а боль куда-то ушла.
– Как же это произошло? – спросил хирург, снимая маску. – Удивительно, что мальчик не умер на месте от кровопотери. Раздробить весь таз и не повредить жизненно важные внутренние органы – первый случай в моей практике. Видать, ангел-хранитель у него серьёзный.
– И не говорите, Иван Ильич, – поддакнула операционная сестра, помогая хирургу снять халат и перчатки.
– А где Анна Михайловна?
– Сидит около сына.
– Хоть она и врач – анестезиолог, но дайте ей валерьянки. Сын всё-таки.
Операция шла почти шесть часов. Кости собирали из осколочков, вынимая из мягких тканей и прикладывая в нужные места. Никакой гарантии, что мальчик не останется инвалидом, не было, но жизнь доктор гарантировал.
– Так что же всё-таки произошло? Я так и не успел толком ничего узнать.
– Врачи со скорой сказали, что его переехал грузовик.
– Как, переехал?
– Старшеклассники в охотхозяйстве помогали убирать сено. Шофёр, который их привёз, ушёл в лес, а один из ребят похвастался, что умеет водить грузовик. Ребята его подзадорили, вот он и показал класс на поле. Как потом объяснил парень, Антон спал посреди поля в скошенной траве. Парень сначала его не заметил, а когда увидел, то не смог сразу затормозить. Хорошо, что только передними колёсами переехал, а то было бы насмерть.
– Чего только в жизни не бывает, – вздохнул Иван Ильич. – Да неисповедимы пути твои, Господи! – перекрестился старый доктор. – Ну, Бог даст, поправится.
Выздоровление шло тяжело. Сознание то возвращалось, то вновь меркло, и тогда было хорошо – не было ощущения рвущей боли. Порой, когда Антон приходил в себя, он с тоской думал о том, что уже никогда не встанет на ноги. От мысли, что он всю жизнь может провести в инвалидном кресле, к горлу подкатывала тошнота. Прощай школьный инструментальный ансамбль, любимая гитара. Прощай мечта стать профессиональным музыкантом. В эти минуты ему не хотелось жить.
