Первое, что я увидела – снег… На полотне вечернего неба – белые пчёлы, хрупкие цветы, безупречные крохотные звёзды. Сцепляются лучиками, словно не могут друг без друга, собираются в хлопья… Снежинки.
Снег… что сравнится его с невесомой грацией? Снежинка за снежинкой опускается на тебя, льнёт к тебе, целует в щёки, тут же тая от этой нежности. А если будешь сидеть и не двигаться, так и охватит всю, закроет собой и заберет – куда? Может быть, туда, откуда я и пришла?
У меня есть осознание этого мира. Надо мной свисают заледеневшие ветви деревьев. Я понимаю, что сижу на чём-то твердом и холодном, и это, наверное, скамейка, а вокруг всё в оранжевом свете местных светильников – уличных фонарей. Всё это я как будто уже видела… или чувствовала…
***
Он появился из неторопливого снегопада, словно мороз нарисовал его на тёмно-сером стекле, а потом выпустил в наступающую ночь. Стройный и лёгкий, с чуть вьющимися каштановыми волосами, припорошёнными белыми хлопьями… В его горбоносом худом лице с тонкими чертами мне виделась хрупкость и ломкость снежинок… Он остановился передо мной. И я сказала:
– Здравствуй.
Юноша молча смотрел на меня… Кажется, раньше я не встречала никого в такой одежде, но могу перечислить – утеплённая куртка, джинсы, длинный синий шарф… Странно… какова же всё-таки разница между «знаю» и «помню», да и есть ли она? А он смотрел, смотрел… и как будто узнавал…
– Как тебя зовут?
И вновь – «знаю» или «помню» я этот голос? Сейчас приглушённый, но я не сомневалась, что вообще-то он довольно приятный и звучный. Что это он спросил? Как меня зовут? И что ответить?
Мы просто глядели друг на друга. Мы просто…
– Не хочешь познакомиться? – кажется, он огорчился. – Но ведь ты… ты же есть на самом деле!
Я по-прежнему молчала, не зная, что сказать, и юноша смущённо поправился:
– То есть я удивлён, что на свете есть такая красота.
– Ты можешь называть меня так, как тебе нравится, – наконец ответила я на его вопрос. И сильно удивила этим своего собеседника.
– Что? – переспросил он.
– Придумай мне имя.
– Так ты и вправду…
Он волновался. Очень волновался.
– У тебя красивый голос, – сказала я.
И снова пауза, заполненная мягким полётом снежинок – их падением длиною в маленькую жизнь, чуть слышным старческим ворчанием деревянной скамейки, ярким светом земных оранжевых звёзд, что называют здесь фонарями…
