ЧАСТЬ 1.
Глава 1.
Длинный школьный звонок известил учащихся о начале первого урока. Учителя в классе не было, и ученики 11-го «Г» класса галдели, радуясь тому, что урок начинался с опозданием. Была надежда, что его и вовсе может не быть, по причине недавнего увольнения преподавателя русского языка и литературы. Я сидел на своем месте, за последней партой, слегка покачиваясь на стуле наблюдая за одноклассниками. Они давно уже откровенно меня раздражали, и я каждый раз при удобном случае старался им напомнить об этом, после чего с ухмылкой наблюдал за тем, как тот или иной ученик с недовольством проглатывал унижение, боясь даже возразить что-либо в ответ. Нет, меня не то чтобы боялись, просто я был старше, кого-то на год, а некоторых и на два. В восьмом классе я с приятелями прогулял почти целую четверть и педсовет принял решение перевести меня из восьмого класса, обратно в седьмой. Таким образом я остался на второй год. Крепкой дружбы с кем-либо из класса я не водил, но при этом поддерживал относительно нормальные отношения с несколькими пацанами, которые были близки мне по духу и у которых всегда можно было стрельнуть сигарет если своих вдруг не окажется. Отношения с учителями были плохие. Да и как они могли быть хорошими, когда какой-то семнадцати летний сопляк, мог запросто, прилюдно, на глазах у всего класса послать на три буквы человека, который старше его минимум на тридцать лет. Причем сделать это мог, будучи совершенно уверенным в своей безнаказанности. Что взять с трудного подростка, который только чудом избегал колонии для не совершеннолетних. Впрочем, многие уже тогда понимали, что ничего хорошего Артёма Косых в жизни не ждёт. Кончит тюрьмой рано или поздно. Я продолжал качаться на стуле наблюдая за так бесившими меня одноклассниками. Группа из четырех девушек, чьи родители считались относительно обеспеченными, что-то весело обсуждали, держась обособленно. Одна из девушек сидела на краю парты в короткой юбке. В какой-то момент она так увлекалась рассказом и слишком широко раздвинула ноги, что даже через черные зимние колготки стало просвечиваться нижнее белье светлого цвета.
– Бойко, форточку прикрой, а то тампон выскочит. – громко произнес я.
Девушки затихли. Те, что стояли ко мне спиной обернулись и надменно, с явным пренебрежением посмотрели на меня. Встретившись взглядом с той, которой было сделано замечание, я дождался пока она отведет глаза после чего перестал раскачиваться и сложив руки на парте положил голову сверху отвернувшись к стене. Все шло к тому, что урока не будет. И это радовало. Можно было попробовать не много подремать, даже несмотря на то, что в кабинете стоял жуткий гул, как в машинном отделении. Я закрыл глаза. Сложно сказать, через какие унижения прошла моя мать полтора года назад, буквально умоляя директора и завуча перевести меня в десятый класс, но ей это удалось и смотря в заплаканные глаза мамы, я пообещал ей и всем присутствующим получить полное среднее образование. Я не учился в прямом смысле этого слова, я просто посещал школу, не проявляя ни малейшего интереса к учебному процессу. У меня была другая школа – улица. Всё детство по чердакам и подвалам, в компании старших. Там быстро научили курить сигареты, а затем и Химку. Научили пить водку. Научили материться и воровать деньги из дома. Бомж дядя Толя, который жил в подвале нашего дома, научил нас чифирить. Хотя это дело мне не очень нравилось. Проведя треть жизни в тюрьме, дядя Толя, как и многие бывшие заключенные остался без всего, поэтому собственно и жил теперь в подвале. На улицу практически не выходил, а мы подкармливали его чем могли, получая взамен байки о другом мире, мире решеток, железных дверей, мире могучих замков и засовов. Я мог часами сидеть и слушать его рассказы, внимая каждое сказанное им слово, буквально пропитываясь тюремной романтикой. Смешно это конечно. Когда ты лежишь на обоссаном матраце в подвале, и рассказываешь о тюрьме, как о чем-то таком, к чему непременно нужно стремиться, потом просишь малолеток принести что-нибудь покушать. Вот так попав под влияние бывшего уголовника я и прогулял четверть, оставшись на второй год. Конечно, в этом была не только моя вина. Виноваты были и мать, которая тогда пыталась устроить свою личную жизнь, отчего я был полностью предоставлен самому себе. Была вина и классной, которая соизволила прийти к нам домой, лишь под конец четверти. Ученик не посещает занятия. Буквально пропал, но никому нет до него дела. Помню, как в дверь позвонили. Я подошел и посмотрел в глазок. Не смотря на плохое освещение на площадке, я узнал класснуху по большим очкам. В руках она держала школьный журнал. Сердце остановилось. Я буквально ощутил, как в теле перестала циркулировать кровь. Думаю, в прихожей стало не много светлее от моей побледневшей рожи. Это всё. Это всё. Повторял я про себя, не зная, как поступить. Раздался повторный звонок и в этот момент из кухни к двери подошла мать. Я ничего не говоря ушел в свою комнату. Я не слышал, о чем они говорили, но к моему удивлению, меня для разговора не пригласили. Дверь захлопнулась, захлопнулась с силой. Через мгновение в комнату зашла мать. По выражению ее лица, было понятно, что мама мягко говоря расстроена. Чтобы не отхватить по полной, мне пришлось на протяжении нескольких часов симулировать заикание. Кстати, это сработало. Бить меня она не стала. Но остаток школьной четверти водила меня в школу, до кабинета, после чего ехала на работу. Такой позор забыть сложно. Я буквально умолял не делать этого, клялся, что в жизни больше не прогуляю ни одного урока, однако, мать была непреклонна. Примерно через неделю к нам переехал ее ухажёр, который в последствии стал моим отчимом. Дядю Серёжу я его сразу невзлюбил, а в последствии стал яростно ненавидеть. Мелкий барыга, продавал машины на местном авторынке. После уроков он приезжал за мной, отвозил домой и закрывал на ключ в квартире до прихода матери. Таким образом я был лишен улицы почти на два месяца. Спустя три года, бизнес его начал сыпаться, а вскоре и вовсе рухнул и теперь дядя Сережа больше перебивался какими-то случайными заработками, при этом очень сильно налегая на водку. Только за последние полгода его трижды выводили из запоя. Запои мощные, по одной-две недели. До сих пор не могу понять, почему мать не выгнала его. Класс продолжал гудеть, словно пароход. В какой-то момент дверь кабинета слегка скрипнула, и дети тут же притихли. Я открыл глаза и приподнял голову. В класс вошла девушка. Молодая, лет двадцати пяти.
