С первых минут в Петербурге меня стал преследовать Достоевский. Сев в такси в Пулково, я увидел рядом на сиденье потрёпанный томик «Белых ночей», на обложке которого неясно расплывалась какая-то томно-туманная, подёрнутая дымкой картина. Можно было только гадать, читал ли эту книгу сам таксист (его звали Парахат), или же её оставил кто-то из его забывчивых пассажиров, но меня, помимо надвигавшегося за окном города, отвлекало другое. С закладки, уместившейся где-то посередине между страницами, задумчиво смотрел в сторону автор повести, словно сошедший в салон с картины Перова. Пока наша машина неспешно приближалась к гостинице под робко крапавшим дождём, меня не покидало странное чувство, будто мы с Достоевским едем куда-то вместе. В конце поездки водитель, очевидно, поймав в зеркале мой интерес к лежавшей книге, сказал мне:
– Брат, возьми, если ещё не читал. Хорошая вещь.
«Хороши таксисты в культурной столице», – подумал я, но отказался, и Парахат покатил «Белые ночи» дальше по городу.
Впереди было ещё почти полдня, и, преодолев соблазн прилечь после дороги, я буквально вытащил себя на улицу. Слишком уж давно я не был в Петербурге, чтобы терять напрасно время. Небо стало проясняться, и слезливый дождь сменился игривым солнечным подмигиванием. Городская атмосфера разбухла душным маревом, погрузила в свои липкие объятия, одурманила потяжелевшую голову.
Выйдя из отеля, я свернул с шумного Лиговского в первый же переулок и без всяких планов и намерений пошёл здороваться с городом. Раньше мне доводилось бывать здесь всего дважды, но оба раза знакомство оказалось слишком коротким, чтобы вынести из него что-то определённое. Как часто бывает, образ легендарной точки на карте складывался, по большей части, из прочитанных книг, известных судеб и чьих-то обрывочных воспоминаний. Всё это причудливо наслаивалось и волновало, но оставалось, по сути, чужим и наносным, и мне хотелось заново открыть для себя Петербург, многое в нём продумать и пережить и, в каком-то смысле, сделать его своим союзником.
Дойдя до первого перекрёстка, я бросил взгляд на адресную табличку и заметил, что шагаю по Кузнечному переулку. Впереди виднелись торговые ряды, и не было сомнений, что дорога шла прямиком к большому рынку. Приостановившись, я огляделся, куда бы можно было свернуть, чтобы обогнуть это городское торжище, и наткнулся глазами на угловые ступеньки, спускавшиеся к добротным деревянным дверям. На аккуратной входной вывеске было написано: «Музей Ф.М. Достоевского».
