Солнечная часть дня подходила к концу. На горизонте простиралось оранжево-фиолетовое горнило, окутывающее своими манящими языками весь лес. Он был в сжигающем всё на своем пути огне. Темно-зеленые хвойные иглы наполнялись светом извне так же как наполняются медицинские шприцы лекарством, которое так долго ждал хронический больной. Всепоглощающее зарево своим весом сбрасывало набитые семенем жизни шишки на одиноко стоящий домик. Подворье жилища было забито, казалось, всеми цветами мира: от сирени до гипсофил. Растения цвели, даже те, для которых сезон был, мягко говоря, непригоден: ну вот как может в начале декабря цвести самая обыкновенная роза? А вот тут цвело всё.
По соседству с лесом стоял небольшой хуторок. Жизнь в поселении шла своим медленным чередом. Кто-то ходил повсюду взад вперед и что-то или кого-то неистово искал, кто-то сидел на крыльце своего дома и глядел на белые как новая перина облака. В общем, обычные будние обычного хутора.
Жители спокойно относились к одинокому лесу, который на картах был помечен французским словом Absurde. Территория относилась к владениям некоего дворянина, полное имя которого было известно очень узкому кругу лиц. Известны были лишь два его инициала – В. И.
Хуторские редко видели monsieur de la Absurde, поэтому не знали как к нему относиться. Его, как уже можно было понять, вообще мало кто знал. В городе-столице его любили, там он был своего рода звездой, хотя, казалось бы, не должно ведающему человеку ведать клоунадой.
Много чего шептали собравшиеся вокруг белокаменного колодца в центре хутора о милостивом государе зеваки:
– Говорят, он собирается отжать наш хутор под свои земли!
– Я тоже такое слышала! А сам тут не появляется вовсе! Еще и распоряжаться душами тут будет!
– Я слышал, месье запер в своём доме девушку и каждый вечер совершает над ней насилие!
– Да ты шо, тяпнул? Понятное дело, что там не девушки, а одно мужеложство!
– А вы Саньку не видели?
– Какого Саньку, мать? Не видишь мы тут делом заняты?
Разогнать «„дело“» смог внезапно хлынувший дождь – занятые люди разбежались по домам. Тучи затянули хутор, а лес проседал под тяжестью ливня. Свет в домишке господина В. И. погас, а парадная дверь его дома держалась открытой и на добром слове. Крышу срывало знатно, чердак начал затапливаться слезами небес. Цветы в саду были истоптаны непонятно чем или кем – на земле было множество следов, только вот самого господина было не видать.
