Генерал-лейтенант Шмидт подал командующему телеграмму Гитлера.
И Паулюс прочитал, что стал генерал-фельдмаршалом…
– Вас можно поздравить? – спросил Шмидт.
Паулюс задумался и ответил не сразу.
– Данная телеграмма означает одно, чтобы я застрелился!
Шмидт сдвинул брови.
– Да генерал, ведь фельдмаршалы в плен сдаваться не должны, однако такого удовольствия я фюреру не доставлю… Я был один из участников плана Барбаросса, я и положу ему конец. Приказываю, по всему фронту выбросить белый флаг!
Шмидт ахнул.
– Если останемся живы, я скажу почему, выполняйте это приказ!
У Паулюса был рак прямой кишки и он только на вид иза роста, метр девяноста, казался здоровым и крепким человеком и то со спины. Впалые щеки, болезненный цвет лица. Левый глаз неустанно дрожал.
И после пленения Паулюса поместили в больницу, чтобы хоть как ни будь привести в порядок. Он должен был выжить любой ценой. Слишком ценный трофей и смерть военного такого высокого ранга бросила бы тень на руководство страны.
Паулюса назначили диету, супы и красную икру, которую ему было стыдно есть самому и он делился бутербродами с икрой с соседями по койки. Больница была секретной для пленного командного состава армии Германии.
В больнице Паулюс провел считанные недели, вылечить его не могли, по интересам его отделили от общей массы и перевели в бывший Спасо-Евфимьевский монастыре в Суздале, в котором во время войны размещался лагерь для пленных.
Паулюс жил отдельно от всех в монашеской кельи.
Приезд в монастырь Паулюс запомнил на всю жизнь. Солнце играло на небе яркими лучами и закрашенные купола Храма в зеленый цвет, нарочно, чтобы скрыть божественную красоту, словно по воли Бога не скрылись целиком, а горели. Дождь и снег со временем открыли купола и они ожившие, встречали каждого и слали в сердце благословения.
Паулюс за долгие недели первый раз улыбнулся. Его поселили отдельно от всех в монашеской келье. И это тоже показалось фельдмаршала добрым знаком.
На стенах кельи были надписи, от прежних заключенных. Один из самых набожных написал на немецком молитву Отче наш.
И Паулюс первый раз прочтя молитву машинально, не заметил как каждое утро начинал со слов: