Любовь Петровна Курочкина была сегодня в ударе. Ещё вчера накрутив себя по полной программе, она с самого утра заявилась в гости к сыну, бросила пару едких замечаний невестке, спешившей в командировку, и с видом полноправной хозяйки разместилась на кухне. Невестка на замечания никак не отреагировала, только поздоровалась и заспешила ещё сильнее, стараясь побыстрее избавить себя от дальнейшего диалога.
Когда дверь квартиры захлопнулась, Любовь Петровна победоносно произнесла:
– Сколько же ненависти у неё ко мне. А слово сказать боится. Стерва. Лишь бы улизнуть поскорее. За два года ни разу мамой так и не назвала.
– Мама, – с мученическим видом возразил Сергей, совсем не готовый снова обсуждать свою любимую Алину. – Не начинай опять. Ну сколько можно? Ты знаешь, как неприятна мне эта ваша вражда. И к тому же, напрасно ты полагаешь, что Алина ненавидит тебя. Не понимаю, откуда у тебя такая уверенность. Она слова плохого ни разу про тебя не сказала. Даже если ты очевидно оказывалась несправедлива.
– Вона что, – всплеснула руками Любовь Петровна. – Несправедлива… Это когда же такое было?! Да я, если хочешь знать, ещё и половины не говорю того, что о ней думаю. И тебе, дурачку, не всё рассказываю, чего о ней знаю. Жалею тебя, недотёпу. Всё надеюсь, что сам когда-нибудь глаза-то откроешь. Но, видать, не дождусь я, пока петух жареный в одно место тебя не клюнет. Но смотри, как бы поздно тогда не стало.
Сергей страдальчески смотрел в окно, за которым шумел листвой огромный американский ясень. В лабиринтах его густой кроны то и дело сновали туда-сюда какие-то маленькие пичуги, то ли играя в догонялки, то ли настырно сватаясь, уверенные в своей неотразимости. И Сергею вдруг неудержимо захотелось отворить настежь окно и бросится в эту кажущуюся мягкой и упругой зелень – и лететь, лететь, лететь, а потом тихонечко приземлиться где-нибудь на морском побережье, и чтобы рядом никого не было, по крайней мере, из людей. Все эти неожиданные приходы матери и её разговоры вокруг одного и того же, – как же устал он от них. Вообще, казалось, что устал от всего: от работы, где доставало с отчётами начальство, от бесконечных съемок супруги, которые могли затянуться на целую неделю, так что приходилось коротать время либо с бутылкой пива и кошкой, либо вот так, с мамой… Прыгнуть – и ни о чём больше не думать.
