Апрель 1663 года, Карпаты.
– От времен расселения колена Иафетова живем мы в горах Гавош, ныне Карпатских. А род наш берет свое начало еще раньше, задолго до Потопа. В этом роду мы великими волхвами были. Только ныне того, что допрежь было, уж нет, все кануло в лету. Нет более нашего рода. Один я остался, от перевала Ужокского до самой Трансильвании. И зовут меня теперь православные християне колдуном Фомой. Живу же я в месте под названием Стужица, на берегу ручья Черный по́ток, при впадении его в речку Уг, вот уже шестой десяток лет.
– Ты куда близнецов увёл, душа твоя вурдалачья? Признавайся! – начал выходить из себя пристав.
– Погоди, погоди, как учиню тебе настоящий допрос, ты мне все скажешь, людоед. Это же дети! А ты, ворожбы своей ради, даже их не пожалел! – пристав встал из-за стола и начал нервно расхаживать по комнате.
– Уж не молод я, но и не настолько стар, чтобы из ума выжить, только не
ведаю, о чем ты, – отстраненно ответил Фома.
– Да ведь свидетели есть! – пристав склонился к смуглому лицу колдуна, – люди видели, как ты близнецов в ущелье уводил, Сатана!
– Что ж, ищите, – так же отстраненно отвечал Фома, – да только я не ведаю, про каких близнецов речь.
– Ищем, дьявольская твоя душа, – пристав схватил колдуна за грудки, – ищем и найдем, будь уверен. А уж когда найдем, тогда с тебя и спросим, ох спросим…
Глаза их встретились и тут не по себе стало приставу. Руки сами собой повисли, дыхание перехватило, ноги подкосились, едва не упал. Только и хватило сил доплестись до лавки и плюхнуться на нее. Долго молчал пристав, приходя в себя. Молчал и Фома.
Пристав хотел что-то сказать, но не смог. Мысли путались, язык не слушался. Пришлось ждать, пока он снова смог заговорить.
– Что ж ты делаешь, нелюдь! – медленно, словно через силу, выговаривал он слова. Потом, словно решившись на что-то, добавил:
– Ладно, коль здесь не хочешь говорить, так я тебя в Ужгород свезу. Там тебе язык развяжут, не сомневайся, – бубнил он, глядя в стол, боясь взглянуть в глаза колдуну.
–Эй, хлопцы, приготовьте подводу, седлайте коней, едем в Ужгород! – открыв окно прокричал пристав.
– Солнце уже садится, ехать опасно, пан пристав, – отозвался со двора один из подручных.
– Мы – власть, нам бояться нечего, запрягай! – раздраженно ответил он.
Солнце уже коснулось вершин Карпатских гор, когда небольшой отряд, состоящий из троих верховых – пристава и двух его подручных, а также подводы с возницей, на которой лежал, связанный по рукам и ногам Фома, выехал со двора Стужицкого старосты в Ужгород.