Солнце низко уже стояло, но грело ещё по-летнему. Вороны с граем катались с церковного купола, как дети с горки, и шлёпались в небо, широко раскинув крылья. Которосль, река-капризуля – по весне и по осени любительница переменить русло, – бойко гнала тёмные хладные струи, и в воде неслись один за другим, кружась, золотые листья.
Капрал Медянкин залюбовался собою в зеркальной глади, отставил ружьё, приосанился, распушил усы. Жених!
Пятеро арестантов не спеша чинили плотину, и работа их могла бы служить наилучшим примером, сколь эффективен рабский труд. Двое солдат, вместо того чтобы следить за работой и вдохновлять, увлечённо трепались о бабах. Чуть поодаль трое острожных жиганов раздавали карты – эти и работать не работали, но хотя бы и не мешали. Принцы преступного мира соскучились в душном бараке и напросились с рабочими на плотину – подышать осенним лесом. Все трое блистали красотою, с вырванными ноздрями и пороховым «вор» на лбу и щеках. Медянкин отворотился от горе-игроков, делая вид, что сих тунеядцев здесь нет и хаос не торжествует над порядком. С подобными лаяться – нет, увольте.
То не был опрометчивый либерализм, нет, один циничный расчёт – капрал многое позволял острожным принцам и даже держал себя с ними почти что дружески. Ему это было выгодно – ведь на стальном хребте тюремной иерархии держалась и дисциплина. Взаимный авантаж, услуги за услуги…
Трое игроков разложили на рогожке огурчики, облупленные яички, здесь же высилась баклажка, для непосвящённых – с квасом. Играли не на интерес, так, гоняли дуру от скуки, и ставки делались мизерные. Полулежа, словно аристократы на пикнике, бездельники наблюдали за работой товарищей – какое зрелище может быть приятней – и вели неспешные разговоры.
– Тебе, Мора, год остался… – завистливо процедил лобастый одноглазый Фома.
– Не считай, – вяло огрызнулся Мора, молодой цыган, тощий и грациозный, как помоечный кот.
У него у единственного изуродованные ноздри были целомудренно прикрыты повязкой.
– Мору небось Матрёна выкупит, – ехидно предположил скуластый, рябой арестант по прозвищу Шило, – и до зимы он с нами в остроге не досидит.
