С точки зрения антропософии
Говоря о старости, человек в первую очередь испытывает нерефлексируемое воздействие на свое сознание двух устоявшихся стереотипов, не разобравшись в которых – в их корневых основах – мы не сможем понять, что такое старость в принципе.
Первый стереотип таков: старость стоит в непосредственной связи со смертью. И это кажется нам справедливым, если, конечно, мы рассматриваем естественный ход событий, пренебрегая возможностями «преждевременной» кончины. Из этого представления следует вывод: старость является завершением жизни, а также предшествием смерти и предуготовлением к ней. Таким образом, старость представляется венцом жизненного пути, когда дальше с человеком уже ничто не случится, и от жизни больше нечего ожидать, кроме последнего штриха – ухода в «небытие». То есть старость выглядит неким финальным аккордом: у кого-то мощным и восхитительным, у кого-то слабым, исполненным горечи и страданий от осознания угасания жизни, но в целом – столь же бессмысленным, как и вся предыдущая жизнь.
Второй стереотип: старость во всех своих фазах или возрастных стадиях с момента удаления от дел (65 – 70 лет), старения и обветшания (70 – 90 лет) до неизбежной дряхлости (90 – 110 и более лет) [1] коррелирует с младенчеством, детством и юностью, но только с обратным знаком. Отсюда вытекает вполне обоснованный и материалистически подтвержденный вывод: если в ранние годы человек как бы входит в жизнь, растет, развивается и образуется, то в старости им овладевает обратный процесс – сжатия и склеротизации, увядания и деградации. Даже в быту люди часто сравнивают стариков с детьми, мол, что стар, что млад, с той разницей, что младенцы активно приноравливаются к жизни, настраивая свою физиологию в соответствии с окружающими условиями, а пожилые – как бы постепенно от жизни отвыкают, но ходят при этом под себя одинаково и телесностью своей владеют столь же неуверенно.
Конечно, оба эти стереотипа можно рассматривать в различных ракурсах, углубленно копая как физиологическую, так и душевно-духовную составляющую человеческого существа, и даже социально-культурную, понимая под старостью особые способы и формы взаимодействия различных субъектов в их общности. Мы же исходим из утверждения, что это тупиковый путь, хоть он и сулит на первый взгляд массу интересных поворотов мысли.
