Сейчас пока ещё 3920-й эон от Рождества Траскова. Завтра будет 3921-й, и поэтому в центре гостиной стоит вытянутый овальный стол, а вокруг него – мы. Стол ломится под весом разнообразной еды, по большей части авторства Ма (кухонный гастропринтер – её личная гордость).
Ма поднимает в эфир сосуд, наполненный винумбулой, и взглядом требует от меня того же. Остальные уже на ногах, но осмотрительно молчат: Ма злить никто не решается. Они знают, что я никогда не любил Новоэон, ибо каждый такой ритуал неотличим от предыдущего, а весь их смысл сводится к пугающей экзальтации на тему неумолимого оборота гигантского колеса времени…
Сейвер, мыслю так, будто мне не сорок семь эонов, а все два центума.
Саю, мою сестру, которой на днях исполнился двадцать один эон, всё ещё не оторвать от кукол, ну а я никак не могу привыкнуть брить своё лицо по утрам. Щетина настигла меня гораздо позднее сверстников, но, явившись в один прекрасный день, не стала мелочиться. Стоило бы подумать о лазерной процедуре по удалению волосяных луковиц с подбородка. Но наша 142-эоновая мама, которую я с детства зову просто Ма, негативно относится к любым вмешательствам в «дарованную Сейвером» внешность. А это значит, что эонов до пятидесяти, пока мы живём вместе, я буду вынужден начинать каждое утро с борьбы за гладкое лицо.
Термос с винумбулой стоит на столе напротив меня, и я могу в деталях рассмотреть в его холодной металлической поверхности своё угрюмое, хоть и начисто выбритое, отражение.
Я – эфин.
Когда люди Нулевого Центума (а их на тот момент было немногим свыше четырёх тысяч) сумели выжить и обустроить своё первое небольшое поселение на Арке, следующим их шагом стало знакомство с остальной территорией планеты. Они разделились на четыре группы, каждая из которых намеревалась заселять и осваивать свой собственный регион. Так образовались четыре крупнейших современных этноса: эфины, хефесы, аполлы и краты. Предки моей коммуны поселились в травянистых степях средних широт, кишащих мелкими травоядными зверьками, быстрыми и бесшумными.
