Я маленькая девочка в белом красивом платье. Я бы, наверное, удивилась, если бы платье оказалось не белым, и мне бы в качестве доказательства мама, показала какое-нибудь другое платье. Или на крайний случай, показала бы фотографию со мной в другом платье. Но когда я была маленькая, меня никто не фотографировал. И я не знаю, насколько честны мои воспоминания, насколько они правдоподобны. Может, я просто очень хотела белое платье, и теперь мои воспоминания заменили какое-нибудь серо-голубое под цвет моих глаз.
Конфабуляция – ложное воспоминание. Мне теперь кажется, что все мои воспоминания ложные. Что я их строю для того, чтобы собрать себя по крупицам, придумать себя заново, сформировать хотя бы что-то, что бы мне доказывало, что я есмь.
Меня всегда мучило это воспоминание себя в белом платье. Было/ не было? Я помню только один-единственный эпизод с ним. Я кружусь от счастья и смотрю на белоснежную юбку, которая поднимается как солнце и закрывает собой асфальт.
Его не могло не быть. Я была слишком счастливой, чтобы его не было. Но однажды мама сказала, что никогда не покупала белых нарядов, это было слишком расточительно. «Не настираешься на тебя». Поэтому я не решалась у нее спросить напрямую, было ли у меня белое платье. Может, оно было – но не мое, а мне дала его поносить какая-нибудь подружка, а может, мне его купила не мама, а какая-нибудь крестная, которая была у нас проездом.
Сначала я об этом боялась спросить, чтобы узнать другую правду, а потом стала ловить себя на мысли, что и знать не хочу. Было – не было, это же не важно. Важно, когда я вспоминаю, как я кружусь в этом белом платье, во мне сегодняшней разливается, как теплое молоко с медом, что-то такое вкусное и обволакивающее, что я ни за что не откажусь от этих воспоминаний.
Если быть честной, мамы уже давно нет. А папы никогда не было. А детей, которых мама рожала, она оставляла в роддоме. Всех, кроме меня. Почему я? Она никогда отвечала на этот вопрос. Даже не могла толком назвать, сколько детей у нее было. 4-5? «Это с тобой или без тебя?» «Мам, давай поедем туда и всех заберем». Зачем она мне рассказывала про других детей, если мы не могли их забрать? Зачем она холила и лелеяла тоску во мне по этим детям? Почему она сначала заставила поверить в то, что я исключительная, так как она выбрала из всех меня, а потом обвинить в этом же и повесить непомерный крест за тех, кого она когда-то оставила.
