Она медленно перевернулась на правый бок и сонно нахмурилась. Рядом что-то неприятно пикало и, откровенно говоря, порядком раздражало, но сделать хоть что-нибудь, чтобы это прекратить, было лень. Вставать не хотелось, открывать глаза тоже. Не хотелось просыпаться вообще в принципе, но всему своё время.
– Мисс? Мисс, проснитесь, Ваша очередь, – прозвучал над ухом чей-то голос.
– Уйди, Лакей, ты мне мешаешь, – сонно ответила она. – Неужели ты не видишь, что я занята?
– Простите, мисс: время.
– Лакей, я тебя прошу, уйди ради Бога.
– Как скажете, мисс, но помните, что время бежит, пусть и незаметно, а стрелки не замирают ни на миг.
Она хотела что-нибудь ответить ему, но вместо этого только промычала себе под нос нечто нечленораздельное.
– Мисс, проснитесь, Ваша очередь.
Она нехотя перевернулась на спину, с трудом открыла глаза и посмотрела на Лакея, склонившегося над ней.
– Я же попросила мне не мешать, – сказала она, впрочем, без тени раздражения, и потянулась.
– Так и я сказал, что стрелки никогда не останавливаются, – усмехнулся Лакей.
– Ты даже не отходил от моей кровати.
– Вам так кажется, мисс, а между тем… – Лакей достал из кармана маленькие часы на длинющей цепочке, которая оборачивалась вокруг его руки, как змея, и всё равно была достаточно длинной, чтобы не сковывать его движений, глянул на них, а затем развернул циферблатом к ней. – Уже десять часов.
– Десять часов чего? – лениво переспросила она и зевнула. Лакей вернул часы в карман.
– Это уж Вам решать, мисс. Я здесь для того, чтобы проводить Вас, потому что, как я смею напомнить Вам вот уже в третий раз, подошла Ваша очередь.
– Нахал, – слабо улыбнулась она, зевнув. Лакей отзеркалил её улыбку.
– Я жду Вас за дверью.
Прошёл не один день – а может, ей только так показалось, – прежде чем она наконец встала и, на ходу застёгивая пуговицы похоронного платья (другого у неё по какой-то причине не было), взялась за отполированную ручку большой двери. Будильник у её кровати показывал всё те же десять часов, но вот «десять часов» чего, было непонятно: окна в комнате не предусматривались.
– Лакей? Лакей, ты где?
Она нажала на ручку, и внутрь тут же шумно хлынула угольно-чёрная вода. От неожиданности она подскочила на месте.
– Лакей! Лакей!
Никто не отозвался. Она попробовала закрыть дверь, но сдерживать мощь, по всей видимости, всего океана, было не под силу такой хрупкой леди, как она: вода стремительно заполняла комнату, и отступать было некуда.