В преддверии Нового года почему-то все шло наперекосяк.
Во-первых, истек срок годности Марусиного рецепта на лекарство, чего она в этой суете и не заметила, а спрея осталось хорошо если на пару дней. Во-вторых, аллерголог в их поликлинике выдавала рецепты исключительно по средам, в тот самый день, когда она работала с часу до четырех. И это еще хорошо, что врач не требовала обязательного присутствия ребенка для того, что выдать рецепт. Собственно, на этом все хорошее и заканчивалось.
Кабинет закрывался в четыре. От работы до больницы ехать было на общественном транспорте сорок минут, на такси – двадцать, но такси в эти предпраздничные дни стоило столько, что она только открыла приложение, длинно присвистнула и закрыла его обратно.
С работы пришлось унизительно отпрашиваться и клятвенно обещать начальнику, что она все доделает, все отправит, что у неё нет другого выхода и ей нужно съездить по делам именно сегодня.
– Почему нельзя заниматься делами в свой выходной день? – с какой-то высокомерной брезгливостью поинтересовался Игорь, откинувшись на спинку своего кресла и закидывая руки за голову так, что обнажались широкие запястья, такие смуглые на контрасте с белизной манжет.
Следуя европейским традициям, он просил называть его именно так —по имени, без отчества, – но почему-то это не особо помогало, и атмосфера в коллективе вовсе не становилась от этого прогрессивной, либеральной и доброжелательной. Скорее наоборот.
Ей очень хотелось язвительно ответить ему, что вот, представьте себе, почему-то, когда у меня выходной, в больнице тоже никто не работает. Странно, правда?
Но она преодолела себя и смиренно объяснила начальнику, что ей очень жаль, но по-другому и правда не получится.
Игорь оторвался на славу: он долго и с удовольствием припоминал ей все её бесконечные больничные, а также ту неделю, которую она совсем недавно брала за свой счёт.
– Нельзя было в это время решить свои дела? Обязательно это делать в ваше оплачиваемое рабочее время?
Она только пожала плечами.
Ну что она могла сказать холеному самодовольному Игорю? О чем она могла ему поведать в свое оправдание? О том, как сложно воспитывать одной ребенка? О том, что эта неделя ей была нужна, чтобы съездить в другой город к сильно заболевшей маме?
Был бы кто другой на его месте, она, может, и попыталась бы объясниться, но Игорь не производил впечатление того, кто мог бы такое понять. Казалось, у него не было ни детей, ни семьи, ни родителей, и он сразу родился в этом дорогом деловом костюме, с опытом и образованием, весь такой идеальный, отполированный до кончиков ногтей и ужасно мерзкий. Не имеющий сочувствия и сострадания ни к кому.
