Я стояла у школьной доски на уроке математики, а Маргарита Генриховна, глядя сквозь толстые стёкла очков с какими-то немыслимыми диоптриями, своими ироничными льдистыми глазами насмешливо обращалась к классу, по обыкновению, поджимая свои тонкие бесцветные губы:
– Ну, что? Наша красавица опять плавает? – небрежный вопрос, и кивок в мою сторону только усилил волнение, которое напрочь лишало меня способности соображать.
– Вот только не очень понятно, – продолжала также иронично Маргарита Генриховна, – каким стилем плавает наша поэтесса и где? Может в море? Или на танцульках? Да, имела честь лицезреть. Там она плывет, как прогулочная яхта, не в пример уроку! Математика – не танцы! Тут голову надо включать! – голос математички возвышался и торжествовал, – волосы уложить в нарушение школьного режима она не забыла, а теорему, заданную на дом, вспомнить не может!
Взгляд упирался в меня, по коже бежали мурашки, я молчала…
Преданные мальчишки спасали положение, как могли: что-то выкрикивали или шептали одними губами, делали знаки. Но я уверенно шла ко дну.
Маргарита Генриховна не выдерживала и уже кричала:
– Прекрати подсказывать, Агафонов! Из трусов ведь выпрыгиваешь! Омельченко! Алексей! И ты туда же! А вот от тебя не ожидала, комсомолец, называется! Где твоя хвалёная принципиальность, комсорг? Ай-я-яй! Думали, раз по контрольной «пятёрку» ей соорудили, так я поверю и не вызову? Ошибаетесь! Перепроверю на тридцать раз. Не сомневайтесь! Не спасёте! «Пятёрку» кровью и потом заработать надо!
Маргарита отвернулась, и в это время откуда-то с задних парт, стремительно рассекая воздух, пролетел шарик и упал прямо под ноги разбушевавшейся учительницы математики.
Неожиданно ловко и быстро нагнувшись и подняв с полу скрученную шпаргалку, она покачала маленькой птичьей головкой и, сурово посмотрев в мою сторону, подытожила:
– Ну, что задумалась, красотка? Перед смертью не надышишься!
И тут же обратилась к классу, монолитно молчавшему и настороженному:
– Я всё равно выведу вас всех на чистую воду! Математика – это наука, а не цирк! – её голос опять грозно возвышался.
Сашка Дунаев отвлекал Маргариту, как мог. Маргарита Генриховна закипала:
– Дунаев! А может, ты мне объяснишь?
Сашка вскочил, и с преувеличенным вниманием уставился на раскрасневшуюся математичку.
