– Кошкина! Двадцать приседаний! – командует физрук.
Меня глазами сверлит. Хоть бы в журнал посмотрел, невоспитанный.
– Я Мышкина! – выкрикиваю надрывающимся голосом.
Сколько можно изводить меня.
– Тогда тридцать приседаний, – кивает с победной улыбкой на небритом лице.
С такой внешностью не в школе работать надо, а в модели идти. Высокий, плечи широченные, на лице идеальная щетина – короче, будто только с обложки модного журнала.
– Давай, давай, – подгоняет меня взмахом руки.
Раз! Опускаюсь, вытягиваю руки перед собой. Думаю о том, что до конца учебного года осталось всего две недели. И это очень хорошо.
Два! Наш новый физрук угрожает мне испортить аттестат двойкой, и это очень плохо. А у меня есть всего две недели на то, чтобы исправить ситуацию.
Три! Я ненавижу физкультуру.
Четыре! Я ненавижу нашего физрука, Ильина Степана Александровича.
Пять! А ещё я ненавижу свой лишний вес. Правда, за последние пару месяцев мне удалось сбросить чуть больше десяти килограммов, но тростинкой я от этого не стала. Разве что в объёмах немного уменьшилась.
Щёки – на месте. Бёдра – тоже на месте. Спасибо хоть с живота и боков жир немного ушёл.
Три-идцать! Еле дыша, выпрямляюсь и ставлю руки на пояс.
С вызовом смотрю на учителя, который даже не пытается скрыть усмешку. Да, я выполнила твоё задание, подавись! Думал, после пятнадцатого раза упаду без сил? Как бы не так. Не зря же я на протяжении нескольких последних месяцев работаю над собой: пробежки по утрам, диета.
Но этому качку доказывать что-либо бесполезно. Он считает меня толстухой и слабачкой, недостойной даже тройки за его «самый важный на свете предмет».
– Браво, Пышкина! – справа в ладоши хлопает Мишка Рягузов – мажор и директорский сынок.
Он вечно меня дразнит, но если раньше я молча терпела его выходки, то с некоторых пор научилась давать отпор.
Поворачиваюсь и криво улыбаюсь выскочке. Сжимаю руку в кулак и покачиваю им несколько раз в воздухе.
Рягузов поднимает руки в примирительном жесте и делает шаг назад, хоть между нами и так приличное расстояние. То-то же.
С некоторых пор Мишка со мной не связывается. Так, на словах дразнит немного, не более.
– Ря-агузов! – рычит Степан Саныч. – Десять кругов вокруг площадки, раз-два!
Раздаётся свисток, и Мишка нехотя срывается с места.
Смотрю на Ильина. Хмурится. Злым взглядом провожает ученика. Чего взбесился?
