Под Новый год часто случаются чудеса. Но еще чаще люди в разгаре предпраздничной суеты их не замечают – так и пробегают мимо со списком подарков в одной руке и продуктовой корзинкой – в другой. Ведь икра – по акции, скидки – новогодние, а дел – невпроворот. И только под бой курантов, запыхавшись, люди плюхаются за праздничный стол, одной рукой поправляя наряд, другой – накладывая себе селедки под шубой, а третьей, четвертой и пятой руками – лихорадочно записывая на клочке бумаги заветное желание, поджигая листок и размешивая пепел в шампанском. Торопятся так, что даже новогоднее чудо сами себе стараются организовать, по предзаказу. А если бы замедлились в этой суете, огляделись, понаблюдали – то сразу бы заметили, чудеса – вот они, рядом!
Но знаете что? Вы мне на слово не верьте! А возьмите и сами убедитесь, так это или нет. А от меня вам тем временем – пара новогодних историй.
Скрип-скрип. Что-то я рассыхаться стал. Ну, немудрено. Годков-то мне уже, ой, немало. Поди за сотню перевалило, да я и сбился, если честно. Помню, как меня собирали. Мастер тот, как его звали-то? Забыл. Но золотые руки у человека были. Как он каждую досочку, каждую планочку из красного дерева вытачивал, как лакировал меня, как ручки из слоновой кости подбирал. Сейчас уже так не умеют. Куда им, торопыгам. Всё на поток, всё побыстрее, шкафы одинаковые, как солдаты в строю. То ли дело в моё время.
Давненько я в жилом доме-то не был. Мастер тот меня сразу как сделал, семье одной продал, хорошей, дружной. Помню, на меня канделябры красивые ставили, а внутри посуда хранилась, сервиз хозяйкин, свадебный. И полировали меня каждую субботу – ох, я и хорош был тогда, молодцеватый такой, подтянутый. А сынок хозяйский, Николушка, всё воображал, что я пиратский сундук с сокровищами. И как-то после праздников, когда игрушки с ёлки по коробкам убирали, спрятал мне в потайное отделение золотую рождественскую звезду. А потом новые времена настали. Хозяева мои тогда почти сразу уехали, а меня и другую мебель не взяли. Так и остались мы, словно осиротели.
Из хозяйского дома меня потом забрали. Уже другие люди. В школу определили. Ребятишек тогда повально грамоте стали учить, так что насмотрелся я и наслушался всякого интересного. Учительница, в чей класс меня поставили, толковая была, молоденькая. Тетрадки во мне хранила, указку свою. И так занимательно рассказывала про моря, горы, животных разных. Я будто путешествовал, когда её слушал. Потом меня в редакцию перевезли. Долго я там простоял, годам счёт потерял. В редакции мне, по правде сказать, не очень нравилось. Вокруг люди творческие, впечатлительные, спорят постоянно, бегают туда-сюда. На меня рукописи повадились складывать. Сначала вроде ничего, а потом так завалили, что я аж потрескивать начал. Ну, да и эти времена прошли.
