Избушка Конана удивила. И невольно заставила насторожиться.
Ну вот ни к месту и не ко времени она здесь!
Уже два дня он шёл по этому дикому северному лесу, а точнее – настоящей тайге, и не встречал ни малейших признаков того, что здесь не то, что живут, но и ходят люди. Потому что очень многие из попадавшихся ему в непролазной чащобе зайцев, волков, белок, бурундуков, глухарей, и прочих обитателей дикой природы, казались абсолютно непугаными – некоторые присутствия могучего киммерийского воина словно вообще не замечали, разве что провожали чужака настороженным взором. Другие спокойно уходили с его пути. Не убегали, а именно – уходили. Чтоб, вероятно, просто не вступать в конфликт с незнакомым противником: мало ли чего можно ожидать от странного двуногого существа с деревяшкой за спиной и железками на поясе! И, может быть, оно и не так медлительно и осторожно, как хочет казаться?..
Так что в том, что никто здесь на дичь не охотится, Конан убедился. А единственными существами, что хоть как-то отреагировали на варвара, оказались сороки. Впрочем, как раз для них поведение «предательниц» было вполне характерно и предсказуемо. Пара птиц довольно долго преследовала его, голося на весь лес, пока Конан не исхитрился одну из «болтушек» уложить из лука. Вторая сразу заткнулась и отстала.
Местные волки вообще до того распоясались, что надумали напасть на него – ночью, при свете костра! И огня словно бы и не боялись. Впрочем, не сильно им это помогло. Как и медведю, который имел глупость попытаться убить и попробовать Конана на вкус…
Однако против фактов не попрёшь: вот оно, человеческое жильё.
Варвар приблизился, чтоб деревья не закрывали вид.
Строение оказалось при ближайшем рассмотрении запущенным, но жилым: даже с тридцати шагов заметно было, что щели между почерневшими от времени и дождей брёвнами, из которых изба и была сработана, заткнуты свежим (Сравнительно!) мхом. И под просевшее крыльцо кто-то подложил несколько здоровенных камней. Крыша, островерхая и крытая ветками ели, тоже казалась недавно подновлённой: хвоя некоторых лап ещё не успела пожухнуть и пожелтеть.
Конан не то, чтоб совсем уж удивился присутствию в этих дебрях некоего упрямого и закоренелого отшельника, но сразу отмёл версию о том, что жильё принадлежит какому-то охотнику. Нет смысла тому, кто живёт добычей шкурок и мяса, проживать так далеко от «цивилизации»: ни торговать, ни выменивать свежепойманную или убитую добычу на соль, сыр, хлеб, железные предметы – хотя бы на те же наконечники стрел, или капканы – невозможно.
