Чтобы увидеть что-то, нужно позволить этому быть. Это можно сделать осознанно и неосознанно. Помните, может быть, как какая-нибудь нечистая сила, вроде упырей, стучится к жертве в дверь или окно и просит впустить ее? Это важный момент. Чтобы что-то увидеть, нужно впустить. Образ, идея, даже ощущение.
То, как будет выглядеть нечто, что вы увидите, зависит не только от вас, но и от культуры, в которой вам довелось родиться, расти или в которую вы по каким-то причинам погрузились. Например, христиане в момент благоговения могут видеть Христа, святых, ангелов. Буддисты – видят Будду, бодхисатв, Тару разных цветов и так далее.
Или, когда приходит страх, вы можете видеть девочку в белом платье и со спутанными волосами, жуткую собаку, а еще – потерянного родственника. Вы просто позволяете этому быть и проявляться, а голова включает это в ваше поле зрения. На секунду, час или навсегда. Могут ли увидеть это другие? Нет, ведь чудес не бывает. Впрочем, если люди живут узкой группой и одной культурой, они могут наблюдать нечто схожее. Ведь у них есть традиция видеть нечто таким или другим. А традиция формируется сотнями и тысячами лет. Или, в ином случае, один человек может подготовить группу, настроенную на него, к видению совершенно определенных вещей.
Из статьи О. Д. Верова в газете «Смотрящий».
_________________________
Тогда в кафе мы с Лин взяли по кружке темного пива и устало перебрасывались словами. Я довольно долго прождал ее, больше получаса. Очень перенервничал из-за состояния Миха и всей этой истории… Что я должен помнить? Что он имел в виду тогда, в палате? Волновался я и за Лин, ведь в городе только недавно было крайне неспокойно, все эти поджоги прямо в центре… История с отцом Мокса, опять же…
Она явилась, когда я уже начал дремать за стойкой. Молчаливая, как никогда холодная и отстраненная. Разговор не шел. Мне не удавалось ее развеселить, да и сам я был довольно усталый, пришлось работать почти сутки на складе. Спустя две трети пива и еще минут десять, мне вдруг стало не по себе, чем-то совсем чужим повеяло от Лин. И тут она странно замерла и выпрямилась, посмотрела куда-то пристально и стала монотонно говорить:
«Пустота. Вот ты сейчас сказал это слово, сказал, что кружки почти пустые. Пу-сто-та… А ты понимаешь, что это значит? Вообще кто-нибудь когда-нибудь думал об этом слове, о том, что за ним стоит? Серьезно, ты думал? Пустота. Звон внутри колокола… Конец после конца. То, что не началось. Я чувствую ее. Внутри. И ее все больше. В детстве, когда я была совсем маленькой, что-то беспокоило меня. Знаешь, как бусинка где-то внутри, но это не физическое ощущение, нет. Это беспокойство, прячущееся в тебе. Как колокольчик. Он был маленький, и я была маленькой. Тихий звон. Я не знала, что это, и жила, как все живут, соединяясь с тем, что я есть и что вокруг меня. Потом это отошло на второй план, жизнь стала большой, начала отвлекать меня от маленькой бусинки, стала приучать жить не замечая. Иногда я ощущала, что чего-то внутри меня становится больше. Иногда я плакала и боялась этого. Чего? Почему? Когда-то я думала – это возраст. Что такого? Девочки плачут, подростки мучаются болезнью роста и пытаются бодаться с миром, горят сексуальностью и иллюзиями, не могут уснуть в ночи. Но годы шли, и колокольчик не утихал.
