Москва. Июнь 1982 года. Петровка, 38. Кабинет руководителя межведомственной спецгруппы по раскрытию особо тяжких преступлений. Москва. Июнь 1982 года. Петровка, 38. Кабинет руководителя межведомственной спецгруппы по раскрытию особо тяжких преступлений.
Утренняя планёрка начиналась рутинно. Горохов зачитывал городскую сводку. Погодин зевал. Катков внимательно что-то записывал, я сидел и считал воробьев за окном, и только Света, казалось, слушала Никиту Егоровича.
Я заглянул в блокнот Каткова, который старательно что-то конспектировал с чрезвычайно умным видом. Но оказалось, что тот просто рисует замысловатые узоры, обводя разлиновку клеточек.
Задребезжал телефон. Аппарат звонил редко. Обычно это предвещало очередную командировку. Я с надеждой перевел взгляд с птиц на шефа. Уже две недели торчим в Москве и ничего не делаем. Так только… Местным помогаем по мелочи.
– Слушаю, Горохов, – следователь нахмурился.
За эти почти два года, что прошли с событий в Новоульяновске, Никита Егорович ничуть не изменился. Лишь седины на висках прибавилось да морщины на лбу стали поглубже.
Он озадаченно поговорил с трубкой, почесал намечающуюся лысинку и недовольно пробурчал абоненту:
– А мы тут при чем, товарищ генерал?
Трубка что-то возбужденно вещала. Слов не разобрать, но, судя по всему – дело серьезное.
– Ясно, – закивал Горохов, будто собеседник мог его видеть.
Дзинь. Телефон звякнул, разъединив линию.
– Собирайтесь, товарищи. У нас убийство в гостинице «Россия».
– Шишку какую-то пришили? – поинтересовался я (на простых смертных нашу группу не отправляли, разве что, если трупов было больше, чем три, или прослеживалась серия).
– Да в том-то и дело, что убитый – птица обычного полета, – шеф задумчиво стал складывать бланки в портфель. – Не пойму, почему меня отправили делать осмотр. Есть же районная прокуратура. И городская, в конце-концов… Но сверху указание поступило, чтобы задействовать наши ресурсы по полной.
– Чье указание? Щелокова?
– Бери выше, из Политбюро кто-то в министерство внутренних дел позвонил и задач нарезал.
– Ого… И кого же убили?
– Некий Артур Дицони, солист Большого театра.
– Странная фамилия, – проснулся Погодин.
– Сын цыганского барона, личность наверняка интересная, но при чем тут мы? – продолжал недоумевать следователь.
