Промистическая подоплека – лишь фон, делающий очевидным то, как воплощается личность в зависимости от условий.
В этой истории затронута суть единого циферблата вселенной, с непостижимой сущностью которого мне довелось соприкоснутся. Циферблат не той вселенной, что видна в телескопы ученых в неуловимо малой части, а всего, простирающегося за рамки пространства и времени, где поэтому нет ничего кроме изначального цифрового замысла. Так что этот циферблат был никогда. Никогда потому, что оцифровывает возможное вне времени и, тем самым, был всегда потому, что в этом вневременье становится возможно все то, что при возникновении тут же не ломается в силу непримиримости причин и следствий. Однажды знакомый математик с упоением рассказывал, что в основе всего заложена некая математическая гармония, но я не понимал его витиеватые аллегории, и мой личный опыт подсказывает более привычное слово: «циферблат». Он мне показывал на своем компьютере завораживающие гармонией графические картины математических функций и то, как легко они меняется от всего лишь незначительной замены цифр их основы. Потом я сам убедился, как сущности всего сущего легко можно менять, лишь привнося малую часть ментальности своей собственной сущности. Как реализуется сущность вещей, я сам толком не пониманию, но, когда наставник приоткрывал истины, слово «циферблат» – самое подходящее что возникало в голове. Только однажды мне позволили им воспользоваться… Это предел того, что мне удалось понять в течение откровений, полных любви ко мне, от направителей совершающегося из нереализованного возможного. Именно в состоянии отрешенности циферблата мне удалось осознать главное. Кем бы я ни был, нищим или очень богатым человеком, и где бы я ни был, в грязном средневековье или высокотехнилогичном обществе, у меня всегда были те, кого я ненавидел. Я никогда не был счастлив своим положением и возможностями, завидуя тем, кто казался мне несправедливо одаренным радостью бытия: когда был нищим – завидовал везунчикам-богатеям, когда был богатым – завидовал простой и беззаботной жизни на природе. Мне всегда что-то мешало быть удовлетворенным своим существованием. Я был слишком свободолюбив. Настолько, что слова «дисциплина» и «долг» вызывали сильнейший протест. Нстолько, что свои цели безусловно считал значительнее чужих и не мог ими поступиться даже для блага большинства. При этом самую главную ценность каждой жизни я вполне осознавал: это полная, доверительная близость с другим человеком. Мне с этим сразу повезло: я встретил того, кого ощущал потом в каждой жизни, и кто был важнее, чем любая из жизней. Когда мне позволили касаться функционала циферблата ментальностью своей сущности, мне всего лишь отчаянно захотелось изменить нравственный уклад в родной звериной стае, сгоряча не подумав, что для этого необходимо убить их сущности, создав совершенно новые, более подходящие для этого уклада потому, что нравственность и сущность неразделимы. Одновременно мне удалось сопоставить все, что происходило со мной, и я сумел стать другим настолько, чтобы даже во всесилии не давать волю ненависти и мести… Я хочу рассказать то, как все совершалось в порядке от полного неведения предпоследнего бытия.
