Они казались такими пушистыми… И тем не менее – такими исполинскими, величественными. С набором высоты облака всё больше и больше стали напоминать комочки белой шерсти, разбросанные по лоскутному покрывалу полей, озёр, лесов и речек и переносимые всевозможными порывами майского ветра. Впрочем, сидящему в кабине аэроплана человеку было совсем не до них.
Высотомер плавно отсчитывал набранные футы, прерываясь лишь на те моменты, когда аппарату необходимо было сохранить стабильную скорость. В такие моменты воздухоплаватель выравнивал аэроплан горизонтально относительно земли, и тот, поддавшись воздушным потокам, свободно парил в безграничном пространстве – царстве солнца, ветра и облаков.
Золотистые волосы лётчика, не до конца сокрытые шлемом, развевались на встречном ветру, словно тысячи змеек. Если бы на такой скорости у него отсутствовали защитные очки, его глаза бы уже давно высохли, а любая пылинка причиняла бы невыносимую боль. Кабина была стандартной: открытой, с небольшим лобовым стеклом, которое защищало разве что от прямого задува воздуха от мотора. Зашипело радио, и вскоре из наушников послышался узнаваемый даже через помехи голос:
– Гладерика! Гладерика, как слышно? Это «Эдельвейс».
– Саша? Но как? – воскликнула удивлённая девушка. Ветер заглушал её речь, даже когда та перешла на повышенный тон.
– Не ожидала, да? – голос рассмеялся. – Всё-таки подпустили меня наблюдать за полётом моей птички. Как самочувствие, капитан?
– В норме, – уже спокойным голосом ответила Гладерика.
– Назови эшелон, Гладерика.
– Эшелон два-три. Как тебе такое, «Эдельвейс»?
– Да вы умнички! И ты, и «Идиллия»!
Гладерика улыбнулась. В разговор вмешался другой мужской голос, донёсшийся из радио:
– «Эдельвейс», довольно болтать. Не трать заряд рации. «Аурус», бери два-шесть, затем по спирали на снижение.
– Так точно, Роман Иванович, – сказала Гладерика. – Связь по глиссаде?
– По глиссаде. Конец связи.
– Конец связи.
– Смотри не свались, птичка! – донёсся напоследок голос Александра.
– Так точно, «Эдельвейс»! – воскликнула девушка. На её лице появилась целеустремлённая ухмылка – верный знак того, что свою задачу она выполнит с наилучшим результатом.
Коротко прошипев, рация затихла. Предстояло преодолеть триста футов, а затем, замерив скорость аэроплана и собственное самочувствие, начать спускаться на аэродром.
