Короче – худшего не произошло.
Худшее происходит только
в романах, и с теми, кто лучше нас
настолько, что их теряешь тотчас
из виду, и отзвуки их трагедий
смешиваются с пеньем веретена,
как гуденье далекого аэроплана
с жужжаньем буксующей в лепестках пчелы.
И.А. Бродский
По вечерам я подрабатывал, раздавая газеты. Когда рабочий день заканчивался, я хватал корзину, спешно застегивал дешевую осеннюю куртку и бежал домой. Знакомая дорога неизменно вела меня к комнате № 18.
Больше всего общежитие напоминает исправительное учреждение. Сначала ты ненавидишь его, затем привыкаешь к нему и, в конце концов, начинаешь любить все, что в нем есть. С каждым днем желтый свет побитых окон становится милее, а фасад все больше напоминает родной дом. И дело ведь совсем не в том, что твой нынешний ночлег умеет улыбаться, шептать на ухо о великом будущем или просто одаривать своим теплом. Нет, ничто не может изменить твердую, неизменно бесчувственную и холодную груду камней и бетона. И это равнодушие видно лишь тем, кто не стал мелкой жертвой нехитрого студенческого быта. Другое дело, что эти люди давно находятся в сетях иных рыболовов – работы и своего дома. Но теперь не об этом.
Студент, что уязвим до всякой мелочи, хрупок, мягкотел и чувствителен как осенний лист, непременно сам построит теплокровный дом.
Тот вечер я помню хорошо.
Дописывая последние страницы очередной работы, я сложил измученные листы в папку и постарался забыть о них до следующего семинара. Кровать манила опрокинуться в тяжелый сон, и я последовал своему желанию.
Через полтора часа, проснувшись от шума за окном (по-видимому, пьяные первокурсники сбивали банки на тротуаре), я без удивления обнаружил, что безнадежно голоден. По обыкновению, разваливающийся холодильник не мог обрадовать кромешный зоб, и потому, собрав с полки последнюю мелочь, я отправился в ближайший магазин.
Подъездный мрак привычно поглотил мой силуэт. В угоду всеобъемлющей тоске и вечер вытравил все краски.
Из магазина выходили последние покупатели. Пышная женщина, волоча пузатые пакеты, исчезла в дорожке между скрученными деревьями. За ней вышел мужчина средних лет. Глядя вдоль дороги, он сорвал с пачки сигарет прозрачную ленту и закурил. Я засунул руку в мелкий карман и проверил присутствие холодной мелочи. Монету, схваченную за гравированное ребро, я сжал до рези в костях.
