Тень танцует на стене пещеры.
Лес, торжественным караваном, медленно шествует на юг.
Уни блан истекает кровью.
Она захотела пообедать в «Вижу море». Я выбрал столик, из-за которого моря не видно.
Мимо нас, куда-то к краю зала, плывет на плоте-подносе грустный омар. Официант, прилепившийся к плоту, вышколено улыбается пустоте. Омар краснеет в стыде от собственной наготы, подхваченном, как сифилис, в короткое знакомство с приматами.
Я держу перед глазами меню. Смотрю на свои стиснутые пальцы. Позавчера они были черными, с длинными рыжими волосами на тыльной стороне. Позавчера они держали колотушку.
Позавчера я был большой рыжей обезьяной. Я сидел над площадью, полной людей и длинной палкой бил по канату. Канат, отзываясь, пел «Плач Дидоны». Толпа роптала и выла в предвкушении. Акробат обиженно оглядывался, он-то думал, что мы друзья, но я еще не был, ни львом, ни верблюдом, а толпа все сильнее роптала, и я ударил сильнее.
Площадь внезапно нахмурилась и выплюнула меня в серость неожиданно холодного сентября, в котором она одевалась стоя перед зеркалом. Над ней светился ядовитый нимб, тысячей игл вонзаясь в слизистые моего носа. Верхние ноты – ноты моря, морская соль, средние – ваниль и жасмин. Базовые – сандал, амбра и дурные предчувствия.
–Ты куда-то собираешься?
– Мы! Мы собираемся на море.
Я мысленно, чтобы она не увидела, скорчил гримасу. Она увидела:
– Не кривись. Мы там не были уже пару лет.
Я там не был пару лет. «Мы» там не были дольше.
Я кивнул.
Иногда стоит осенью бросить гнездо и, расправив алюминиевые крылья, улететь на юг, чтобы лес, печально-торжественным караваном отправился следом.
Птенец, просыпаясь из своей скорлупы в объятьях заботливо окутавшего его гнезда, первое существо, которое увидит, полагает своей матерью и любит ее безжалостной берущей любовью, требовательно распахнутой жадным клювом. Любовью, которая вылиняет вместе с пухом, и шрамы от которой зарастут наглыми перьями. С этих перьев, холодный ветер небес смоет последние теплые слезы близости, и взрослая птица навсегда забудет, что была яйцом.
Дуб, просыпаясь из своей смерти, объятьями своих могучих рук, шерстящихся горькой молодой листвой, окутывает гнезда. Первых существ, которых увидит, дуб полагает своими детьми, и любит их любовью отдающей, не требующей ничего взамен.
