Говорят, величайшие короли приходили на это место и вызывали божество северного леса, стремясь оказаться сильнее его, сделать его своим фамильяром. Многим ли это удалось? Многие ли удержали этот край под своим контролем, сделали его процветающим, гордым, богатым? О многих складывали легенды, многих вспоминали добрым словом?
Их имена стирает холодный ветер, смывает ледяная вода, рыба в которой редка, хитра и неподвластна людским уловкам, а вечный лес принимает их призраков, сжирая, как и многих до них, оставляя обглоданные остовы, стенающие темными безлунными ночами.
Говорят, есть способ усилить свою власть – подчинить духа, живущего в том самом лесу, сделать его своим фамильяром, но кому это под силу? Кто забирался так далеко, не замерзнув в сугробах, не заблудившись в однообразных деревьях, не испугавшись страшных звуков?
Ньял следит за каждым. Узнает о новом самоубийце едва тот ступит на опушку от ветра, от духов леса, выбирается из своего жилья и идет навстречу. Препятствовать? Нет, ни в коем случае! Все честно и справедливо, но его неуемное кошачье любопытство толкает его вперед.
Каждый раз. Кто-то останавливается быстро и возвращается, кто-то гибнет, не пройдя и половины пути, но есть те, кто доходит до просторной площадки перед темной пещерой, звучно требует – подумать только! – духа выйти и подчиниться. История умалчивает, что происходит с ними. Говорят, жестокий бог безжалостно карает за надменность и самоуверенность, не оставляя на месте наглецов и мокрого места. В других историях море крови и ломанных костей. В третьих, что-то совсем уж страшное, от чего других мучают кошмары. Но нет свидетелей – нет правды. Это святое правило – тот, кто решает испытать свою удачу, идет один.
Ньял знает правду, и никому ее не говорит. Его уединенная жизнь уже множество людских поколений не подвергалась внезапным визитам, он знает, что короли сменялись один за другим, растрачивая казну и ресурсы земель, голод и вымирание были лишь вопросом времени, а смелости искать помощи у них отродясь не водилось. Он посвятил себя своей вотчине – лесу, рекам, горам, временами присматривая за людьми, забредающими на охоту, за ягодами и грибами. Темный лес считался местом едва ли не священным, и если идут сюда, значит голод гонит, но он следил, чтобы не преступали черту.