Я стою тут неподвижно уже минуты две, смотрю в одну точку – на скол краски на белой гладкой двери. Пытаюсь вспомнить, куда шла и зачем. А я, кстати, где вообще?
– София. Вы слышите? София!
– А? – оборачиваюсь.
– Я говорю, рецепт возьмите. Вы забыли.
Спасибо, – беру бумажку с печатью из рук доктора и выхожу, скрипнув дверью.
Двери тут картонные. Такие обычно легкие как бумага, но эта подалась тяжело, как будто вход в подземелье – на ржавых петлях, с не поворачивающейся ручкой, который не открывали уже лет сто. Впрочем, мне сейчас все дается тяжело. У меня депрессия. Теперь официально. После полугода запойных поисков того, как сделать себе лучше, я сдалась и пошла к врачу. В подкорке еще теплились завалящие крупицы здравого рассудка, которые подсказали, что это мне надо.
Не помню, как дошла до дома. Разумом я была далеко, ноги сами довели, маршрут несложный. Дверь в мою квартиру будет потяжелее картонной больничной перегородки, но дом будто сам распахивает ее, радушно принимая меня обратно. Утром он не был так мил, хотя я точно знала – ему жаль, что я ухожу. Тут все как всегда: кофе стоит недопитый, вещи в спешке разбросаны, свет в ванной опять не выключен.
– Выходи, я тебя вижу.
Пустота не отзывается.
– А ну выходи!
И он выходит из своего убежища, а я сбрасываю пальто и плюхаюсь на помятую кровать. Он всегда делает одно и то же – забирается сверху, протягивает мягкие лапы мне на грудь и кладет пушистую морду на мое плечо.
Мы давно знакомы и живем вместе уже сотню лет. Я просто человек, а он просто кот. Просто Кот. Так его и зовут. Я пью литры кофе, стучу по клавиатуре днями и ночами, заказываю еду, гремлю пивными бутылками по вечерам и засыпаю под утро с тяжелой головой. Он лениво валяется под светом одинокого солнечного луча, пробирающегося в спальню сквозь неплотно зашторенное окно и нагревающего каждый день одно и то же место на полу, купается в прошлогодней зашкафной пыли и иногда приходит напомнить мне о своем существовании.
Я стараюсь не выходить. Мы с Котом дом покидаем редко. Я плохо переношу вирусы, общественные места и незнакомых людей, а ему по барабану все, кроме миски с едой и теплой подкроватной тьмы. Можно распахнуть перед ним все двери и окна разом, а он и ухом не поведет, будет сидеть на пороге, распластав по полу хвост, пару минут наблюдать, что будет дальше, и если дальше ничего не будет, то упадет и уснет на том же месте.
