Зима в этом году выдалась ранняя, не очень холодная, но снежная. Первый снег тонким слоем выпал еще в конце октября на радость сельской детворе, которая тут же накатала из него маленьких грязных снеговиков. К вечеру от них уже ничего не осталось, а через несколько дней уже совершенно белый и толстый покров упал на землю и больше не сходил.
Дети перенесли все свои игры на небольшой пустырь поблизости от леса. Для полного счастья рядом находился заброшенный песчаный карьер, крутые и пологие склоны которого под снегом превратились в чудесные горки разного калибра. Все вокруг было совершенно белым: и карьер, и пустырь, и лес. И только возле самого леса почему-то оставалась без снега небольшая черная проталина, размером примерно метр на полтора. Сколько бы ни выпадало осадков, в этом месте снежный покров неизменно таял, и ребята постарше с умным видом объясняли, что тут, скорее всего, проходит теплотрасса и в этом месте она слишком близко к поверхности. Детям вполне было достаточно загадочного слова «теплотрасса», после чего они теряли к проталине интерес.
Только Алька полюбила туда приходить. Обычно вся компания ее ровесников пропадала на карьере, катаясь на санках и картонках. Кто-то бегал на школьный двор, где залили каток. Иногда кучка ребят играла в прятки у самого краешка леса. Алька в основном бродила одна. У нее не было друзей. Дети ее сторонились, считая странной, и дразнили. Говорили, что она фантазерка, врушка и сумасшедшая, прямо как ее бабка. Однажды на переменке у нее отобрали тетрадку, где она записывала свои истории про другие миры, про людей, с которыми там подружилась. С тех пор отношение стало еще хуже. Полкласса смеялось, когда одна из заводил – Танька – зачитывала вслух Алькины сказки и показывала рисунки.
– Да кому ты там нужна, в этих сказках, очкастая? – ржали одноклассники, терзая тетрадь с Алькиными мечтами. Кроме очкастой, ее еще дразнили Рожноберой, потому что у нее была фамилия Рожнова. А Виталик, который ей нравился, вообще обозвал однажды Альдебараном. Почему-то этот Альдебаран переполнил чашу терпения, и Алька ревела дома в подушку часа два, а бабушка, которая тогда была еще жива, утешала внучку.
– Алюшка, так Альдебаран – это же звезда такая! Это тебя по имени звезды назвали, чего ж ты плачешь, милая?
