Я вышла из подъезда. Сырой пронизывающий ветер хлестнул по лицу, больно дернул за распущенные волосы. Я отступила под козырек крыши и натянула на голову капюшон. Двор был пуст и выглядел особенно жалким без яркой, сейчас уже пожухлой, листвы. Приятный терпковатый аромат щекотал ноздри, пахло грибами. Зябко передернув плечами, я подняла лицо вверх. Темное небо каменной плитой нависло над полуживым городом. Хочешь не хочешь, а на работу идти надо. Наклонив голову, чтобы мелкие капли не намочили лица и волос, побежала через дворы к остановке.
Мир, который сейчас меня окружал стал другим – он стал чужим. Разве в этом городе слышался детский смех, а из распахнутых окон звучали навязчивые песенки? Разве в этом городе по ночам ярко горели фонари, и люди не шарахались от любого шороха? Разве в этом городе над нами было мирное небо и безоблачное завтра? Да, все это было, но в прошлой жизни.
Сейчас передо мной стояли дома с выбитыми стеклами и опустевшими квартирами, за оконными рамами мелькали уставшие и затравленные лица, а воронки от разрывов снарядов уродливыми оспинами исковеркали внешность моего города.
Я резко остановилась у одной из таких ям. Черная плодородная земля была вывернута наружу. К горлу подкатил ком. Сколько вот таких ран на бедном теле планеты?! Занозы, царапины, открытые кровоточащие раны. Продрогшими пальцами я зачерпнула влажную землю и поднесла к лицу. Ей бы сейчас рожать жирные хлеба, а не накрывать похоронным покрывалом своих детей.
Я присела на корточки и обеими ладонями уперлась во влажную мягкую землю. Каждой клеточкой своего тела я ощутила ее дрожь. Земля стонала, земля рыдала. Я разжала пальцы, и мягкие рыхлые крупицы посыпались вниз.
Быстрым шагом я преодолела опустевшие дворики и выскочила на остановку. Здесь, на широком перекрестке, ничто кроме хрупкой конструкции не спасало от хлесткого ветра. Я спряталась за полупрозрачную стену, и пытаясь хоть как-то согреться, засунула руки в карманы, а голову втянула в уютный воротник свитера.
Автобус задерживался. В ожидании транспорта мой взгляд скользил по зданиям, стоящим на противоположной стороне. И вот он остановился на одной из многоэтажек. Ее жалкая фигура олицетворяла собой ту действительность, которая сейчас нас окружала.
После обстрела из гаубиц и минометов глазницы-окна были выбиты, а душа выжжена изнутри взорвавшимися снарядами. Черные языки пламени вылизали белую кирпичную плоть, оставляя на ней размусоленные пятна. Разбитые стекла бесполезно лежали на тротуаре, тревожно отражая мрачное небо.
