– Аль, может, хватит играть в молчанку? – отец склонил голову и улыбнулся.
Однако улыбка вышла фальшивой и подняла во мне новую волну протеста.
– Я не играю. Просто не хочу общаться!
Плотнее запахнула кардиган на груди: несмотря на духоту за окном, новое жилище встретило нас могильной прохладой.
Отложив газету, отец настороженно посмотрел на меня поверх очков.
– Что тебе не нравится, ребенок? Мы переехали в большой дом с садом. Теперь кроме собственной спальни у тебя будет еще и ванная комната. Я думал, ты об этом мечтала…
Я мечтала?!
С трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. Когда это моего отца волновали чужие желания? Особенно мои.
За несколько дней до начала одиннадцатого класса он просто поставил перед фактом, что нам придется переехать на другой конец страны. Эта новость обрушилась как гром среди ясного неба. Мы в такой спешке паковали чемоданы – даже не удалось ни с кем по-человечески попрощаться.
– Прости, пап, но я мечтала совсем о другом. Например, окончить школу, в которой училась с первого класса, и отгулять выпускной в компании Польки и ребят!
Разочарование и досада вновь воронкой закрутились в груди.
– Аль, не стоит делать из лужи цунами, – нерешительно начал отец, теребя дужку очков. – Я долго ждал повышения. Тем более этот интернат на особом счету государства. Не знаю уж, в чем дело, но деньги в учреждение вливаются приличные. Если сработаюсь с местным начальством, через пару-тройку лет, глядишь, и в Москву переведут!
Его ясные синие глаза под толстыми стеклами вспыхнули. Папа не исправим. Работа – единственное, что занимает его мысли двадцать четыре на семь. После смерти мамы он словно превратился в бездушную машину с мотором вместо сердца. А моя жизнь… Да кого волнует жизнь семнадцатилетнего подростка?!
Я внимательно присмотрелась к отцу: вьющиеся русые волосы поредели, на лбу образовалась паутинка из мимических морщин, под глазами залегли землистые тени. Он сдал за последнее время… А ведь когда-то это был очень привлекательный мужчина. Его мужественное лицо с яркими синими глазами вполне могло принадлежать кинозвезде. Его не портил даже сломанный по молодости нос и неизменные очки в строгой черной оправе.
Папа относился к тому типу мужчин, от которых у женщин сразу текут слюнки, однако уже много лет его сердце принадлежало одной – моей маме. И даже после ее смерти отец продолжал хранить верность.
