Женщина лежала на спине, нелепо подвернув обгрызенную правую ногу. Обе руки были отъедены полностью. Обрывки тряпья, в которые превратился синий сарафан, пропитались засохшей кровью.
Лица женщины я не видел. Его закрывал лоскут кожи с длинными слипшимися волосами, сорванный с головы. Волосы когда-то были светло-русыми, но теперь выглядели бурым неопрятным комком. Над лоскутом голо белел череп. Над черепом, жужжа, вились крупные зелёные мухи.
– Любава это, – хрипло подтвердил боровский староста.
Высокого жилистого мужика с длинными нечёсаными волосами мы прихватили с собой из деревни. Он не был охотником, но здешние леса знал хорошо – промышлял диким мёдом, насколько позволяли лешие.
– Любава, – снова сказал староста и сглотнул. Его длинное лицо побелело, губы вытянулись в тонкую бледную линию.
– Три дня назад пошла за клюквой и пропала. Всей деревней искали. А она – вот где.
Староста отошёл в сторону и отвернулся. Его крепкие плечи сутулились.
Чупав наклонился над трупом.
– Медведь задрал, – уверенно сказал он. – Сшиб с ног, кожу на глаза натянул, а уж потом заел.
– А зачем медведь ей голову ободрал? – спросил я.
Чупав ухмыльнулся.
– Не выносит человеческого взгляда. Волку – тому по хер. Хоть обсмотрись. Но волк валит и горло рвёт. А медведь непременно кожу на глаза натянет первым делом.
Я посмотрел на нетронутую шею женщины. Потом повернулся к старосте.
– Сколько людей у вас в деревне пропало?
Староста пожал плечами и повернулся ко мне, стараясь не смотреть на труп.
– С зимы пятеро уже. Серёжка Чёрный по весне на рыбалку пошёл – не вернулся. Потом пастух исчез, и двух коров волки загрызли. Летом две женщины за грибами ушли – и тоже с концами.
– Искали их?
Староста кивнул.
– Как не искать? Когда Серёжка пропал – всю реку с баграми обшарили. И пастуха искали тоже. Думали – может, убежал. Волков испугался.
– А почему раньше никому не сказали?
Мужик отвёл глаза в сторону.
– Так ведь оно как… Если на реке человек пропал – значит, русалки утопили, или водяники. Если в лесу – леший закружил, или болотник в трясину завёл. Так-то у нас редкий год без этого обходится.
Староста совсем отвернулся и еле слышно добавил:
– Нечисть, одно слово.
Чупав сплюнул.
– Слыхал, Немой? Опять нечисть виновата!
Джанибек неопределённо хмыкнул. Местный леший, которого позвали показать места, скривил жёсткий рот. Он и привёл нас к трупу Любавы по её следу. И вёл так уверенно, словно знал, где можно её найти.
