Нация. Апокалипсис. Том третий

25 апреля 1993 года в России совершилось событие огромной исторической важности: состоялся референдум. Большинством голосов россияне выразили доверие президенту Борису Ельцину. Проще говоря, одобрили его социально-экономическую политику, направленную на сближение с Америкой и Европой.

Дружнее всех за доверие Ельцину ратовала либеральная российская интеллигенция. По-другому и быть не могло: желая насладиться европейскими ценностями, американской свободой и демократией, она готова была поддержать в этот день хоть самого дьявола. В этом вопросе её не останавливало ничто, даже то, что могло пойти во вред всему русскому народу, всей русской цивилизации.

Этого долгожданного триумфа русская интеллигенция добивалась от российского правительства более двухсот лет. И не просто добивалась, а всячески требовала, чтобы Россия повернулась лицом к Европе, принимая за основу многие её достижения, начиная от просветительской философии и заканчивая западной культурой, способной, как им казалось, не только пробуждать свободную общественную жизнь России, но и привести, как писал в своё время Чаадаев, «…к западной цивилизации, – великому семейству человеческого рода».

Особенно ратовали за это «семейство» русские писатели и философы, любившие Россию из «прекрасного далёко», – Германии, Австрии, Италии, Швейцарии, Британии и Парижа, где все как один были подвластны «вихрю удовольствий». «Вот уж пожили, так пожили, – говорили одни в своих письмах московским друзьям, – аж поднимается грудь, не то, что в России». – «В Европе, – говорили другие, – между святыми минутами отдыха, развлечениями с женщинами, водевилями и комедиями с куплетами, нам ничего не остаётся, как поминать Русь… а не то и в картишки перекидываемся».

Наслаждаясь европейской атмосферой, а также новейшей революционной литературой по социально-политическим, экономическим и философским вопросам, они радовались, что освобождаются хоть на время от России, от той тяжести русской истории, что она для них представляет, не только наделяя Россию новыми архетипами и мифами, но и населяя её новыми героями, которым были чужды святость, мораль, любовь, вера и истина. Делали они это не только для того, чтобы сказать, что у русского человека «деланье рук намного опережает понятие ума», но и затем, чтобы творчеством своим отменить в России все параллельные и независимые миры ценностей и понятий: выбирай, примыкай – кого хочешь и к кому хочешь; кто по душе натуре твоей! И никому за этот выбор ничего не будет.