– Персефона Ивановна, там новый клиент, – девушка-администратор мялась на пороге маникюрного кабинета, странно поглядывая на мастера. – Только он… э-э… крайне необычный. В ветклинику обращаться не хочет, исключительно к вам…
Рука Персефоны Ивановны, занесённая над чужим изящным мизинчиком, еле заметно дрогнула; жирная капля лака упала на стол, едва не испортив всю работу.
– Через пять минут буду готова, – услышала администратор.
Он вошёл почти бесшумно, лишь когти тихо цокали по шершавой плитке пола. «Тут бы ещё парикмахер не помешал», – оглядев свалявшуюся серую шерсть и пару репьёв на загривке, отметила Персефона Ивановна. Вслух она, конечно, сказала совсем другое:
– Здравствуйте. Какой маникюр предпочитаете в данное время года?
– Добр-рый вечер, – ответил волчок, неловко пристраиваясь в кресле, на которое администратор успела накинуть непромокаемый чехол. – Видите ли, у меня стр-ранная пр-росьба. Остр-рый, но кр-расивый. Кр-расивый, но остр-рый.
Администратора сдуло за дверь. Персефона Ивановна отодвинула в сторону разноцветье лаков, наклеек и блёсток, дабы водрузить на стол шлифовальную машинку.
– Степень остроты, – уточнила она, внутренне готовясь услышать слово «убийственная».
– Демонстр-рационно-защитная, – потупился волчок. Возможно, даже, покраснел, но под шерстью разве разберёшь.
Персефона Ивановна оставила в покое машинку и приготовилась слушать.
…С вожаком стаи у папы волчка отношения были, мягко говоря, натянутые – даром, что он сам мог претендовать на лидерство, пока не попался охотникам. Ну, то есть как «попался», с его-то опытом и острым нюхом. Нарочно вышел, привлёк внимание, уводя за собой, прочь от логова с волчатами.
Не очень-то пригорело вожаку брать опеку над сиротами, но положение обязывало. А, может, оно и к лучшему, поскольку теперь он не упускал возможности напоминать им, где их место и кто в стае главный.
Так привык волчок быть крайним да незаметным, что не сразу разглядел интерес к себе в глазах юной волчицы. А разглядев, дёрнул подальше в лес, поскольку волчица была не абы кто, а дочь вожака, которой он никаким боком не ровня.
Она его всё равно нашла – по следу да по запаху. «Сбежим, – сказала, – новый род начнём, соберём свою стаю». Отмахивался волчок – мол, последний я да никчёмный, пока не прикусила его волчица за ухо, чтоб чушь перестал нести и в обидные слова её отца более не верил, а верил исключительно в себя и в её любовь.
