Семье Лариохиных… вы были первыми, кто принял меня просто и без условий… я благодарен…
– Я не понимаю, чего ты раскис? Ты просил Бога дать новых людей, обстоятельства, возможности, дороги… Он обрушил на тебя все это спустя сутки, чего тебе ещё надо?!
– Не та формулировка! Я просил Бога дать мне то, в чем я нуждаюсь сейчас больше всего на свете, и он дал…
– Так что же?
– Плакать хочется, Джошуа… плакать… а слез – нет…
Все оттого, что новое во мне наступило, а старое ещё не выброшено
– Ну и глупо…
… Тишина вдруг наступила. И не было никакой возможности укрыться от неё. По правде говоря, произошедшее секунду назад было, словно, и не со мной вовсе. Я лишь наблюдал за тем, как зверь, зализывая раны, пятился внутрь меня. Он будто вышел без спроса, чтобы, получив увесистую оплеуху, взвизгнув, отпрянуть от тяжёлой руки, но все же он был зверем. Я и сам не представлял, как опасен этот хищник. Я был уверен, что обуздать его – не составит труда. Невероятная ярость, в которую я вложил вовсе не желание отомстить. Я слепо надеялся, что, расправившись с ублюдком, что теперь неподвижно лежал у моих ног, я смогу вернуть к жизни человека, которого он убил в пьяной бессмысленной бойне три года назад. И вот тишина наступила… секунда… две, пять… двадцать. Мне все казалось, что дверь в старый барак отворится и войдет брат – спокойно, уверенно, монументально…
Я сел на холодный пол, закурил. Я вспомнил все слова, все заветы, я вспомнил все вечера, проведенные с ним. Я просто захотел ещё хоть раз увидеть его. Я захотел ещё хоть раз обнять человека, который всю свою жизнь исступленно меня любил.
Так вышло, что он воспитывал меня – не потому, что у меня не было родителей, а потому что так вышло. И в детстве мне казалось, что у нас колоссальная разница в возрасте – семь лет. И в эти семь лет умещалась моя беспомощность и его бесстрашие, моя слабость и его мудрая сила, мой умственный беспорядок и его строгая логика. Он был лучшим братом на свете. Мы были самими лучшими братьями…
Я лег на пол рядом с человеком, который поставил точку. Я лёг на пол рядом с человеком, для которого эта точка теперь стояла в равной степени, что и для моего брата. Лег так близко, чтобы рассмотреть каждую деталь: его мертвые глаза, его отвратительное глупое лицо, на котором играли ярость и недоумение. Я лишь об одном сожалел – хищник сработал ловко и методично, но не успел объяснить – за что…