Кризисное сознание, кризисное мироощущение сопровождают человечество на всех этапах его исторического развития, нередко облекаясь в апокалипсическую форму.
На протяжении всей мировой истории, особенно в периоды войн, социальных катастроф, эпидемий, представления о конце света, гибели человечества существовали в мифологических сказаниях, пророчествах религиозных деятелей, учениях философов. В своей основе эти представления восходят к эсхатологическим мифам, т. е. мифам о предстоящем конце света, которые были неотъемлемой частью многих культур[1].
Эсхатологические мифы являли собой своеобразную попытку осмыслить будущее мироздания, его развитие. На протяжении веков они влияли на религиозную и философскую мысль, вплоть до философских, социологических и культурологических концепций О. Шпенглера, А. Тойнби, Л. Мамфорда и философов.
Наиболее остро кризисное мировосприятие проявляется в периоды резких социальных трансформаций. Исследователи пытаются провести параллели между нынешним кризисным мировосприятием и его истоками в древности. Историки и археологи обнаружили немало свидетельств тяжелых и длительных кризисов, через которые прошли многие древние общества. Известно, например, что один из них, связанный с наступлением эпохи железа и вызванными им экологическими изменениями, пришелся на окончание третьего и начало второго тысячелетия до нашей эры и оставил след в истории многих народов Евразии. Правда, далеко не всегда можно достоверно судить и о причинах кризисов, и о том, как они протекали. Хорошо известно, по крайней мере, одно из их последствий: длительные и глубокие потрясения всякий раз меняли картину мира.
Разрушение одних обществ и становление других, переселения народов и разрыв старых, привычных связей между людьми приводили к утрате веры в прежние мифы, в течение веков определявших смысл жизни и помогавших переносить ее тяготы. Лишенный всякой духовной защиты, человек оказывался перед лицом чуждого и нередко враждебного мироздания. Распадалась связь времен. Мысль о бессмысленности бытия, приходившая в результате утраты традиций, запечатлена и в египетской поэзии, и в древнейших памятниках вавилонской словесности – «Эпосе о Гильгамеше» и «Беседе господина и раба», и в размышлениях о «суете сует», которым предавался библейский Экклезиаст