Посреди могильника я взываю к воспоминаниям и упиваюсь ими, подобно тому как в знойный день утоляют жажду водой из горного ручья.
***
Она появилась вслед за восходом осеннего солнца.
Заиндевевшая земля не успела остудить жаркие ступни – она вошла в чум босиком, тихо и неслышно. Ее присутствие выдавал лишь слабый звон колокольчиков, вплетенных в густые и черные, как дно Нижнего мира, волосы. Нежная мелодия завораживала и звала на поверхность, просила подняться с глубины Мирового океана, где я спал среди водорослей, рыб и песка. А может, и не спал, а дремал в ожидании.
Женщина скользнула дальше, мимо останков костра, к брошенным на хвойные ветки меховым шкурам. Развязала пояс, и в тишине послышался шелест сползающей с обнаженных плеч шубы, мягко упавшей к ее ногам. Она перешагнула через нее и с грацией дикого зверя опустилась на край моего ложа. Опираясь на руки, неясной тенью подалась вперед. Трепетные пальцы легко коснулись моего тела, скользнули под одежду и медленно поползли вниз.
Моя слабая попытка пошевелиться была пресечена сразу – она оседлала меня мягко и напористо, низко склонилась, дав тяжелой волне густых волос упасть на мое лицо. Я ощутил горьковатый аромат белой ветреницы, анемоны, от которого закружилась голова, а звон колокольчиков усилился. Преодолевая напряжение упирающихся рук, настойчиво и властно повлек ее к себе, подчиняя своей воле. Она, уступая, поддалась, прильнула всем гибким телом, но вместо вкуса губ я почувствовал вкус ее смуглой кожи и твердых сосков. В слабом луче утреннего света, нашедшего щель в чуме, она походила на дикую лесную деву Мис’нэ, красоту которой даже в трансе никогда еще не доводилось видеть ни одному шаману Анагуричи. Мои руки потянулись вниз, но она опередила меня, тесно сжав бедра и настойчивым движением давая понять, что возьмет сама.
Все, что меня окружало, исчезло, растворилось в зыбкой пелене, стирающей призрачную грань между сном и явью. Ритмичный звон колокольчиков завораживал. А я уже не нежился в полудреме на песчаном дне, но покачивался на бурлящих волнах Мирового океана.
***
– Самсай-ойка, вставай, ты слишком долго спишь, – ворвался в мое сознание нежный голос.
Матра не торопилась одеваться: ей нравился холод, который стоял в чуме, и нравилось, как смотрит на нее ее шаман. Но меньше всего она хотела, чтобы ее шаман заболел, а потому, усевшись на мех, нагишом разжигала огонь.
