О ВОЙНЕ
АПРЕЛЬ 45-ГО
Из моего деда каждое слово нужно тянуть клещами. Я и тяну изо всех сил. Слава Богу, настырства мне не занимать. На кухне мы одни: все умчались в деревню сажать картошку.
– Дед. Ну ты хоть немцев убивал?
– Стрелял, падали.
Вот так – стрелял, падали.
За стеной наследники Великой Победы шумно празднуют очередной юбилей. Какиеуж тут "слёзы на глазах", того и гляди в пляс пойдут. Лезу в бабушкины закрома идостаю бутылку водки. Василий Яковлевич хоть и не любит этого дела, в такойдень грех не выпить. Не знаю – водка ли помогла, или дед не нашёл другого способаот меня отвязаться, но потихоньку разговорился.
– Три года с лишним я геройствовал в пехоте, а весной сорок пятого, после госпиталя, направили шофёром в автобат. Машину получил новую,"Студебеккер". Наш "захар"на неё похож один в один. Сначала за руль боялся садиться, отвык за войну, но потомосвоился. Да и торопили: Берлин хотели к празднику взять.
Утром получаю приказ:
– Загрузить на станции лафет и отвезти в артполк.
– В какой полк? Куда?
– Там объяснят. Сопровождающего обещали.
Делать нечего, еду. На станции беготня, суматоха, но загрузили быстро и проводник дали. Лейтенант молодой, на груди один гвардейский значок. Тоже торопится,боится на войну опоздать. Выехали за город.
Весна в Германиираньше нашей, в начале апреля уже вишня вовсю цветёт. Солдатики сбросили ватники, скатали шинельки и пылят по обочине. Дорога забита машинами,но все идут в одном направлении – на Берлин.
На площади в каком-то городке остановились, лейтенант отправился уточнять маршрут, а я решил покемарить. Только пристроился, а он уже назад бежит, командует:
– Газуй, сержант. Дома выспишься.
В руке листок с каракулями, он в него заглядывает и распоряжается:
– За этим домом вправо, а теперь влево и прямо.
Забрались в самые дебри: улочки узкие, того и гляди бортом зацепишься. У меняшея заболела головой вертеть. Вдруг лейтенант кричит:
– Немцы!!!
Глянул вперёд – и правда, человек десять на перекрёстке кучкуются. Странныекакие-то. Из-под касок едва лица виднеются, форма кулём и рукава закатаны. Не для форса, а чтобы до колен не свисали. Подростки! И среди них, как чёрныймедведь, огромный эсэсовец с автоматом. У него тоже рукава закатаны. Так они в сорок первом на нас пёрли: нагло, высокомерно. Лейтенант выскочил, пальнулраза два и нырнул в какой-то подвал у дома. Я кинулся было за ним, да винтовказастряла за сиденьем и не вытащить. Тут и немцы опомнились, жахнули из всего, что было. Словно град по кабине ударил. Я винтовку бросил и ужом под машину.
