Часть первая. Призвание побеждать.
Прошло гораздо больше времени, чем то, что отмерил мой друг на молчание, когда однажды доверил мне эту тёмную и достаточно остросюжетную историю. Реальные опасения за свою жизнь, а также за жизнь близких ему людей вынуждали его быть более чем осторожным и не распространяться обо всём произошедшем ближайшие годы.
Россия, начало девяностых. Смутное время глобальных перемен, всеобщей неразберихи, разрухи и хаоса.
Совещание в кабинете шефа одной некогда всемогущей силовой конторы, длившееся уже больше запланированного времени, похоже, входило в свою завершающую фазу.
Впервые за долгие годы службы генерал Яровой реально не знал, что сказать сегодня своим подчинённым в заключении. Может, умышленно, а может, просто по недопониманию момента, но руководимую им государственную структуру всё последнее время открыто гнобили, раз, за разом требуя от неё конкретных результатов деятельности, и в то же самое время жёстко били по рукам, мотивируя это новым мышлением, демократизацией общества и прочей-прочей подобной хренью.
Ни под каким видом не принимая этот туманящий мозги бред, Яровой как никто другой понимал, что страна, служению которой он честно отдал ровно две трети своей жизни, сейчас серьёзно больна. Как минимум десяток извечных болезней общества, попав в благоприятную среду, тут же массово пустили свои цепкие корни в самую глубь земли российской и теперь, жадно вытягивали из неё силы, упрямо таща великую державу к обнищанию, распаду и неизбежной гибели. Остановить или хоть как-то существенно повлиять на сей губительный процесс, было конечно не под силу хозяину сего кабинета, да, пожалуй, уже и поздно. Но просто так сдавать позиции генерал не собирался точно: в резерве у него хранился ряд личных наработок, которые он уже давно вынашивал. Отлично понимая, что вернуть отчизну к былому величию ему не по зубам, шеф конторы, тем не менее, был глубоко убеждён: облегчить мучительную агонию державы, было сейчас делом его чести.
В очередной раз, окинув тяжёлым взглядом серьёзные лица своих подчинённых, Яровой, словно рентгеном, прожёг каждого из присутствующих, после чего вновь, в ещё более мрачных думах, вернулся к своим плотно сжатым в кулаки рукам.
– Почему не я? – в очередной раз мысленно спрашивал он себя. – Кто-то ведь должен взять на себя некую миссию врача, а точнее хирурга военно-полевого госпиталя, твёрдая рука которого с помощью скальпеля и щипцов извлекает из раненого тела пули, осколки и всякую гнойную хрень, зачастую, в силу обстоятельств, пренебрегая общепринятыми нормами гигиены.
