Что-то изменилось. Он проснулся не там, где вчера лег спать. Но местность – белесая пустыня под светло-синим небом, на котором не было солнца – выглядела той же самой. Он помнил все до деталей, до количества иголок на кусте саксаула, часть которого пошла на топливо для костра. Куст был тот же. А место – другое. Но он не взялся бы объяснить, в чем отличие.
Воды оставалось в обрез. Если умыться и побриться, нечего будет пить днем. Умываясь, он думал о том, что вчера по пути не случилось никакого источника, не попалось ни одного мотеля, караван-сарая или постоялого двора. Такое бывало на границах между мирами; так он границы и определял: если трасса летит к горизонту в полном безлюдье, пропадают гостиницы у обочины, а дорожные знаки сводятся к одному-единственному, с лежащей на боку восьмеркой, значит граница близка. Нормальные люди и нелюди держатся подальше от таких мест. Для нормальных знак бесконечности – знак угрозы. А совсем нормальные вообще о нем не знают.
Под светлеющим небом по серой трассе он ехал еще два часа. Солнце так и не взошло. Горизонт по правую руку был очерчен алым светом, по левую – желтым, как будто с одной стороны закатилось красное солнце, а с другой вставала золотая луна. К полудню в зените открылась черная круглая дыра.
Взгляд фиксировал неизменные «восьмерки» – привычка запоминать все, что видишь, даже если оно кажется одинаковым, даже если не имеет значения. Потом встретился первый незнакомый знак с улыбающимся черепом, а потом начали попадаться автомобили, трейлеры и мотоциклы, поодиночке и табунками. Пограничье закончилось.
Знак с черепом означал заправку, смену аккумуляторов. Череп – человеческий символ смерти, а здесь пользовались мертвой силой, некротической энергией. Бензин тут, впрочем, тоже был – другие маркировки, но язык понятен, не бывает непонятных языков – и золото в ходу. Не везде, где довелось побывать, принимали в оплату золото, серебро или драгоценные камни. Здесь повезло. Неплохое было бы начало, если б не дыра в небе, вместо солнца.
Он покупал воду в закусочной, когда из-за дальнего столика поднялась девчонка – высокая, ладная, затянутая в черную кожу, выразительно подчеркивающую округлости. С округлостями все было в порядке, глаз радовался. Мгновением позже он отметил яркие черные глаза, блестящие, как влажные ягоды смородины, такие же яркие алые губы без следа помады. Очень белую кожу. Под здешним солнцем не загоришь, это точно.
