Вечер. Она улыбается, вздыхает, не отводит глаз со своей чашки чая. Друг от друга их отделяет три столика. Альберт следит за деталями её телодвижений: женщина листает свой блокнот, что-то записывает, потом делает маленькие глоточки; ставит с осторожностью на столик чашку, принимается снова что-то писать; она резко прижимает ладонь ко рту, когда чему-то удивляется в своей книжке; из сумочки достаёт очки, вглядывается в надпись, и понимает, что всё в порядке, что она не забыла сделать важное дело, вспоминает, что всё-таки сумела разрешить какой-то вопрос, который она себе помечала неделю, а может быть и год назад. И он представляет, как она приходит каждый вечер в это кафе, садится за столик у входа, заказывает чай и остаток вечера делает заметки, может быть о том, как не вкусен чай, что здесь подают. А, может быть, она пишет о том, во что она сегодня влюбилась. Нравится ли ей холодный чай? Любит ли она добавлять туда коньяка? А если любит, кушает ли она вместе с чаем конфеты? И какие конфеты? Вот Альберту не нравятся конфеты с орехом. Потому что они застревают в зубах вместе с шоколадом. И у него начинают болеть зубы, особенно с правой стороны. Болят ли у неё зубы после конфет?
Альберт выходит из за стола, чтобы снова заказать чай. Аккуратно отодвигает стул. Подходит к барной стойке и застенчиво зовёт барменшу. Поднимаются сонные глаза. Следом сыплются объяснения девушки о том, что чай кончился.
– Как это кончился? – спрашивает Альберт, подозревая, что его обманывают.
– Кончился, парень! Мы закрываемся! – раздражённо произносит девушка.
Не желая хамить при женщине с блокнотом, он направляется к выходу. Открывая дверь, за спиной раздаётся голос. "Её Лиза зовут!" – выкрикивает девушка, которая, вероятно, заметила, как Альберт не отрывал глаз от женщины на протяжении часа. Тут же захлопывается дверь.
Женщина хватает сумку и выбегает на улицу.
– Подождите! – кричит она.
– Отстаньте! – бросает Альберт и топает вдоль фонарей.
– Я-то что сделала?! Подождите!
– Я вас не знаю! Зачем говорить со мной?! – Он оборачивается к женщине и идёт теперь спиной вперёд, чувствуя, что напряжение в голове растёт не переставая.
Наступает полночь. Он останавливается.
– Остановились?! – спрашивает Лиза.
– Остановился! – бросает Альберт.
Женщина широко открывает глаза и начинает медленно хлопать в ладоши. Эхо её хлопков раздаётся всем страдающим бессонницей в ближайших пятиэтажках. А Альберт думает: "Но почему люди не выглядывают из своих окон и не пытаются её заткнуть?". Магазинчики закрыты, охранники спят, лишь фонари томятся над ними своими тусклыми желтками. Альберт поддается происходящему сумасшествию, встаёт на правое колено, разводит руки в стороны и хрипло кричит её имя – "Лииизааа!". Её аплодисменты переходят в топанье ногами. И теперь она снова устремляется к нему. Хлопает, топает, и выкрикивает своё имя – "Да! Ну, конечно же, Лииизааа!". Альберт подхватывает – "Лииизааа!", встаёт на обе ноги, поворачивается в сторону моста, что позади него, и трогается с места яростным бегом, через сотню метров останавливается и резко оборачивается. Но нет ни женщины, ни хлопков, ни возгласов её имени. Издохшая тишина. Темнота рассеивается, на город прохладной прослойкой ложится туман.
