Пролог
Яркие светящиеся вспышки занимали все окружающее пространство, постепенно превращаясь в маленькие искорки, заполняющие каждый атом, каждую крупицу реальности, воспринимаемой мной. Я успел подумать, что снова открылся коридор, и дальше, сознание изменило свою структуру, время и место потеряли свое традиционное значение и положение.
– Что так и будем молчать? – Услышал я голос.
Собственно голос тоже молчал, звуки появлялись, на каком-то другом уровне, иногда оставаясь звуками, а иногда выстраиваясь в образы. Мне трудно сказать, какими органами чувств воспринимались эти образы и звуки, ибо их практически не было и в то же время они были везде.
– Нет, – подумал я – молчать не будем. А вот как говорить я не знаю.
– А ты не говори, ты просто думай, я и так все услышу.
– Я скорее чувствую!
– Вот и чувствуй, я все понимаю. Видишь этого человека?
Пелена обрушилась на меня, закрыв все вокруг. И в ее трепетной вуали я увидел, то, что хотел поведать мне мой сказитель. По серой, седой пустоши шел человек. Полы его плаща развевались на ветру, словно крылья черного, как смоль, ворона. Да и вся его фигура, напоминала эту сильную птицу, будто расправляющую крылья, чтобы начать свой ночной полет. Глубокий капюшон скрывал большую часть лица, его уверенная походка выдавала силу характера. Земля рассыпалась пылью, под мощными ударами его трости, как-то глухо постанывая в такт его шагов. Где-то на дальнем конце неба назревала буря, искрясь тугими молниями и завывая. Но человека, шагающего по пустоши, капризы погоды совершенно не смущали, казалось, даже радовали или возбуждали. Он что-то говорил, активно жестикулируя при этом свободной рукой. Но завывания ветра не позволяли различить слов этого монолога. Тяжелыми каплями дождь обрушился на землю, поднимая маленькие вихри вокруг упавших капель. Человек что—то выкрикнул и взмахнул рукой. И будто по мановению волшебной палочки, все вмиг затихло. Казалось, капли дождя, так и не долетев до земли, зависли в воздухе, распоров его ткань на множество тонких полос, заставляя вывернуть свою внутренность, обнажив дождевые раны.
– Но ведь это же ложь, откровенная ложь! – донеслись его слова. – Неужели они не достойны знать хоть небольшую часть правды?! Что мы хотим скрыть от них? То, что им доступно по праву? Зачем мы заставляем их верить в то, чего просто не существует, зачем создаем их же верой, иллюзорный мир, в котором они живут?! Ведь любые тайные знания – не являются тайными по своей сути. Они есть альтернатива лжи, возведенной до уровня правды. Для тех, кто не может принять правдивую ложь, создаются тайные знания, которые несут ту же ложь, позволяя смотреть на нее с другой стороны. Они закрыты завесой тайны и позволяют лгать еще больше, ибо сомнение в их правдивости укрепляет их таинство. Правда же находится где-то на поверхности, но увидеть ее не просто. Не просто потому, что им правдиво лгут с момента их рождения. И ложь, заменяя им правду, заставляет правду, казаться ложью. Более того, правда, по сути, находится у всех на виду постоянно. Иначе, зачем бы понадобилась тотальная ложь, скрывающая постоянные проявления правды.
