Шелк и кровь. Королева гончих

Все имена, персонажи и события романа вымышлены. Любое совпадение с реально существующими людьми, объектами, событиями случайно. Текст представляет собой художественное произведение, автор не поощряет, не оправдывает, не одобряет и не поддерживает взгляды и действия, которые так или иначе отражены в тексте. Если вы затрудняетесь с отделением реальности от вымысла, пожалуйста, воздержитесь от прочтения.

Осторожно! Содержит сцены жестокости.

Начиная от названия и имен главных героев, в тексте даются аллюзии на рассказы Джеймса Хэвока:

Квинн – герой рассказа Джеймса Хэвока «Тринадцать». Там же звучит фраза «Кому нужен король без его королевы?».

Королева гончих – упоминается в рассказе Хэвока «Сифилис освобожденный».

Лавчайлд – героиня рассказа Хэвока «Венерин глаз».

В этом сезоне в моде сине-серые оттенки. Все дамы в зале одеты, как на подбор, в платья, разнящиеся только фасоном. Впрочем, из-за некоторой близорукости Гарольд не может в деталях рассмотреть ни одно. Да и не хочет. Обои светло-серые, с серебряными цветами на них, шторы на окнах – стальные, и Гарольду кажется, что он на подводной лодке. Ему начинает не хватать воздуха. Он делает глоток шампанского, успевает подумать, что хозяин мог бы расщедриться на более дорогое, и в изнеможении опускается на диван. Теперь ему кажется, что он тонет. Хочется рвануть воротник, ослабить галстук… но надо держаться. Надо держаться.

Она вступает в зал, и ее алое платье разъедает толпу. Серые люди отшатываются, прижимаются к стенам и друг к другу, корчатся. Ее рыжие волосы обжигают их глаза. Гарольд помнит ее – девушка то ли из его прошлого, то ли из его снов. То ли Джейн, то ли Китти. Но он бы скорее назвал ее Груох1.

Он сам не понимает, как она оказывается рядом с ним так быстро (или это магия? Или он потерял сознание на несколько секунд?), хватает за руки, без труда поднимая с дивана, и увлекает в саму музыку – ноты лезут в уши, забивают их, как земля забила бы ноздри и рот погребенного заживо, звенят внутри его головы, щекоча, проталкиваются вниз, по горлу, стучат, падая, по сердцу. Ее платье струится, подол хлещет по ногам Гарольда, алые губы девушки растягиваются в ухмылке. Она вся – как артериальная кровь.

И эти губы качаются перед ним, когда молодые люди уединяются в кладовке (как? Он снова не понимает), пока ее платье скользит по лодыжкам на пол, а из ушей Гарольда высыпаются последние ноты. Она не дает себя целовать, и Гарольд задается вопросом, не проститутка ли она. Или – шпионка, убийца? Нет, это глупость, обрывает он себя.