Маленький мальчик сидел за столом, подобрав под себя ноги, а его озорные темные глазки восхищенно ловили каждое действие отца. На маленьком стеклянном блюдечке рождались и расцветали новые миры, нет, даже вселенные. Мужчина уверенными и четкими движениями добавлял в густую жидкость чернила и краски, а его сынишка со свойственным детям любопытством хотел окунуть пальцы в удивительную смесь, но отец предостерег – нельзя, до тех пор, пока смола не застынет. Стоит отметить, что не они главные герои этой истории, нет. Но не переживайте, скоро мы с ним познакомимся.
А вот как раз и он, открывает дверь, дабы впустить на порог своего дома молодую семью. Когда как ни в День Благодарения можно собраться с родственниками, чтобы наполнить свои животы запеченной индейкой и тыквенным пирогом? Мужчина лет шестидесяти пяти был седовлас, но полон энергии как неутомимый Бильбо Бэггинс. Но он не стремился навстречу приключениям, а, наоборот, был человеком степенным, высоко ценившим стабильность в жизни. Он казался недовольным, и это чувство маскировал в наигранной деловитости, которая могла бы сойти за естественную в день праздника.
Немного кудрявый черноволосый мальчик подбежал к деду со спины, чем застал врасплох, и с гордостью подставил ему что-то под нос, ожидая, вероятно, одобрения, но никак не критики. Старик же, крепко ухватившись пальцами за седые волосы, возопил: «Святые угодники! Где ж это видано, чтоб так похабно варварски обращались с чашкой Петри?! Ведь теперь она безвозвратно испорчена!» Ребенок не знал, чем являлась «чашка Петри» и чем он осквернил эту святыню, и все же он решил, что впредь показывать дедуле свои творения не будет.
Дело было в Милуоки, штат Висконсин. Мистер Айзек Брендон здесь родился, учился, женился, в общем, прожил всю жизнь. Соседи видели в нем лишь профессора в области химии и микробиологии, на которого он, в общем-то, и был похож, что по внешности, что по разговору. Закрытый и нелюдимый на работе и в обществе, в семье он ощущал необходимый для каждого живого существа комфорт. Но одно событие все же ударило по нему словно обухом. Его единственная бесценная доченька решила выйти замуж. И все бы ничего, но за кого! Вы только подумайте, за художника, причем итальянского происхождения, коим он очень гордился. Он был молод, но работал в художественном музее и в творчестве своем имел неукротимые амбиции. Брендон не любил творчество, вернее сказать, не понимал его.
