Детство

В узеньком кривом переулке у старой расхлябанной калитки мой дед по отцу и его давний приятель – крупный, глуховатый старик с длинной бородой – ведут о чем-то неторопливую, нескончаемо-долгую беседу. Дед, маленький, щуплый, примостился на корточках, ткнув меж колен палку и прислонившись сутулой спиной к дувалу. Его приятель полулежит на земле, вытянув длинные волосатые ноги в поношенных, грубой кожи каушах и выставив на солнце богатырскую грудь. По переулку нет проезда ни конным, ни арбам, здесь нет обычного шума, уличной суеты. Редкие прохожие, сложив на груди руки, приветствуют стариков обязательным саламом. Те – один кто-нибудь или оба разом – отвечают привычным «ваа-лейкум!..»

Я верчусь около стариков. Гарцую попеременно, то на дедовой палке, то на длинном, как пастушеская клюка, посохе его приятеля, с любопытством оглядываюсь на остающийся позади след в пыли. Потом с грохотом швыряю палки одну за другой.

Дед с напускной строгостью взглядывает на меня из-под кустистых бровей, грозит мне указательным пальцем. Я неохотно возвращаю палки, обнимаю его сухие стариковские колени. Смотрю на него снизу вверх, охватив за бороду, заставляю его открыть рот.

– А где у тебя зу-убы? – спрашиваю, вытянув губы дудочкой.

Дед показывает единственный наполовину стершийся верхний зуб, покачивает его пальцем. Я смеюсь тихонько: как это можно растерять изо рта зубы? Потом, соскучившись, подбрасываю вверх тюбетейку. Она с веселым хлопом падает в пыль: «Пуф». Дед хмурится, отряхивает тюбетейку, надевает мне на голову.

– А ну, сынок, расскажи-ка нам вчерашнюю сказку, – заставляет он. – Хорошая сказка!

Я знаю, он ни за что не отстанет, и рассказываю одну из затверженных на память коротеньких поучительных сказок. Оба старика смеются, хвалят:

– Добро! Добро!

– А теперь пусть расскажет что-нибудь про Афанди, – хитро подмигнув левым глазом, предлагает приятель деда.

– Он знает, знает! – подхватывает дед и легонько похлопывает меня по спине: – А ну, сынок, расскажи, как Афанди покупал у лавочника масло.

Поартачившись немного, я быстро, без запинки лопочу, как попугай. Дед, довольный, обнимает меня, целует в щеку. Его приятель смеется, потряхивая бородой.

– Память у тебя – что надо, дай бог прожить тебе тысячу лет! – говорит он.