Когда у Карен Роши стал заметно больше живот, судачили в этой части пригорода все кому не лень, не особенно даже скрывая это от самой девушки: дело было в том, что в браке она не состояла, но при этом жила в одном доме с родным братом Эваном, и обоим было едва за двадцать. Вполне закономерно все сочли этот живот за самый обыкновенный инцест, и такой вывод не мог не стать началом почти каждого праздного разговора местных.
Спустя несколько месяцев Карен пропала. В ходе расследования доказательств причастности Эвана к её исчезновению не нашли, в отличие от тела девушки – труп нашли на выходе городского канализационного тоннеля. Причиной смерти стали болевой шок и потеря крови: её живот был растерзан. Местные полицейские, которым уже доводилось встречать поля сражений мафиозных кланов, – невесело шутили, бледнея, что у неё в животе будто какие-то адские сапёры устроили направленный взрыв. К «адским» моментам также добавились ещё два факта, на которые никто не обратил внимание: хотя это был выход из канализации, ни крысы, ни тараканы, ни гниение за два дня не тронули тело Карен, будто боялись его.
Вскоре после обнаружения тела девушки к Эвану снова нагрянула полиция – на этот раз с обыском и ордером на арест. В ходе обыска была обнаружена целая библиотека из различных известных своей грязной репутацией книг – от «Молота ведьм» до трактатов Алистера Кроули. Это и стало поводом для судебных разбирательств: основная идея состояла в том, что юноша убил Карен в ходе какого-то отвратительного ритуала, однако Эван в итоге был оправдан: не без труда он доказал суду, что оккультизм был страстью сестры, но никак не его.
После суда об инциденте позабыли на двадцать пять долгих лет, за которые Эван успел, сменив пару раз место работы, продвинуться по карьерной лестнице, жениться и вырастить сына Ларка, который с головой окунулся в исследование древних языков, культур, религий и ритуалов. Эван боялся, что с книг Карен пропадёт всякая пыль из-за любопытства сына, однако этого не произошло: юный учёный со смехом заявлял, что собрание его тётушки может быть неплохой художественной литературой, но не больше.
Однако о тех книгах, что он приносил в университет, он относился едва ли не с благоговением. О тех книгах, которыми он раз за разом удивлял своих коллег и начальство, невесть откуда добывая всё более древние тексты, язык – да что язык, языковая группа! – которых менялась почти каждый раз, а носитель текстов с каждым разом выглядел всё более жутко, и никто не удивился, когда однажды юный учёный притащил свою последнюю находку – нечто, более всего напоминавшее свиток из человеческой кожи, исписанный древним языком шумеров – эме-ги, – хотя по мнению Ларка это был лишь перевод, а язык оригинала куда старше.
