Должно быть хорошо, что я пишу свои рассказы не под чьей-то редакцией. Единственное, что может меня ограничивать, – старенький принтер под моим новеньким столом. Порой сломается, и ничего не остается, кроме как локти кусать. Потом уже чинить, конечно же. Зато этот принтер никогда не скажет, что мои рассказы бессмысленные или не подходят под какие-то патриотические критерии для конкурса писателей, каких в последнее время развелось несметное количество. Он просто молча напечатает их мне, чтобы потом я заботливо связал эти листы бечевкой. Четыре рубля за метр. Беру бесплатно, так как работаю в магазине, где торгуют бечевкой. Такой вот самиздат.
Каждую неделю в воскресенье я закрываю магазин ровно в восемь вечера и встречаюсь со своим приятелем-курьером, сажусь к нему на пассажирское сидение и в основном молча наблюдаю за мрачноватым ночным городом в течение нескольких часов. Признаться честно, я сам до конца не понимаю, зачем так делаю. Время от времени беру с собой книгу и читаю ее, пока он бежит стучаться в незнакомые квартиры, хозяева которых собрались хорошенько потрапезничать.
Курьер вернулся и сел в машину, наигранно покряхтывая. Старенький Митсубиси уверенно двинулся по ухабистой дороге полной выбоин. Книжка подскочила в моих руках и свалилась мне на колени обложкой вверх. Никаких иллюстраций, лишь скромная надпись гласила: Эрих Мария Ремарк. “Три товарища”. В последнее время я часто читал этого автора и, признаться честно, давалось мне это с трудом. Большую часть романов я читал, словно пережевывая болото, однако оставшуюся треть я впитывал залпом и после оставался сидеть с закрытой книгой, как бабка у разбитого корыта.
– Мы прямо как персонажи из этой книги, – восторженно сказал я, дочитав n-ную главу из “Трех товарищей”.
– Что за книга?
Я торжественно поднял увесистый томик вверх.
– “Три товарища”? Дружище, ты серьезно? – сильно изумился он.
– Да! Ты знаешь ее?
Он ненадолго замялся. Теперь казалось, что мой приятель смотрит не на дорогу, а сквозь пространство и время. Не знаю, в какое такое время он смотрел, но его лицо мгновенно постарело лет так на десять.
– Приходилось знать. Это любимая книга моего отца, – нехотя проговорил он.
Стоит сказать, что мой товарищ – человек душевный и жизнерадостный, но не без нотки меланхоличности. Находясь всегда в центре внимания как настоящая душа компании, вечерами он все же позволял себе тосковать по тем или иным причинам, но только при мне и лишь раз в неделю. Такой вот мажорно-минорный персонаж.
