Часть 1.
В твой вторгаюсь сон.
Колыбельная для кота.
Тишенька – кис кис!
Иди ко мне мурлыка, мой Маркиз.
Плесну тебе я в миску молока,
Для лучшего, любимого кота.
Васенька, и в пору мне мяукать
В подъезд не запускают бедного кота.
Придется снегу котика баюкать,
Когда на улице настанут холода.
Я тоже кот, я лазал по деревьям,
Хозяйна ждал, усевшись у дверей.
Но тот ногою пнул к метелям,
А мне б туда, где потеплей.
Быть нелегко котом бездомным,
Прожил в подвале десять лет.
Я за двуногим следом увязался,
Чтоб полюбил меня в ответ.
Исчезнув за дверьми, мой человек
Не знал, что я ему был предан.
И проскользнув в его подъезд,
Забрался по ступенькам следом.
В его квартире так тепло,
И он сказал, отрезав колбасы:
"Ну что-же ты, мурлыка кот
Побудь со мной хоть до весны"
Я жил с хозяином восемь лет,
И смерть моя остановилась у окна:
"Ты был любовью человеческой согрет.
На этом, милый, все. Пора".
И ночью я последней, стылой,
Прижался я к хозяевским рукам:
"Когда умру, ты над могилой,
Спой колыбельную котам."
Жизнь имеет смысл.
Когда тебя любят – жизнь имеет смысл,
И ты сейчас живешь не зря.
Но от чего ночами ты не спишь,
И на балконе куришь до утра?
Не от того ли, что считаешь ты иначе,
Сомневаясь в том, что я тебя люблю?
Ты верностью моею озадачен,
И с каждой ночью ближе ты ко дну.
Ты звонишь в три, чтоб обсудить,
То путешествие, которое напрасно.
Тогда зачем меня будить,
Когда с тобою быть опасно?
Когда тебя любят – жизнь имеет смысл.
А для тебя имеет смысл ее лишь прожигать.
Ее несчастную, улику будто смыть,
Чтоб жизнь мою на 8 лет забрать.
Черный Георгин
Мама моя – Джони Митчелл.
Я пел ее песни на трассе живя.
Сейчас не зима, чтоб прочь ускользнуть на коньках,
Но я твой малыш, и я плачу,
Безнадежно тебя потеряв.
Мой отец – Джимми Пейдж.
Или Джим Мортенсон, или Джим Бим.
Папа – я глупый ребенок, и чтобы согреться,
Я лестницу в небо спалил.
***
Я – грязная душа!
Лицо для синяков, а вены для морфина.
Успел познать удары кулаков,
И ласки взрослых господинов.
Тебя познал, мой грешный R.
Твоею стал я Ло, искрою чресел,
Твоя пощечина как сладкий поцелуй,
Которую любя и ненавидя мне отвесил.
Прижав к себе, однажды, ты сказал,
Что дьявол тебя искушает:
"Мой мальчик, ты мой героин
Когда тебя нет, мое тело ломает".
Среди проклятий бабки и толпы,
Звучало это для меня молитвой.
Мой папа! Папочка! Отец!
Я вырежу на коже твое имя бритвой.
