Он увидел, как вдали содрогнулось и упало первое дерево. Потом сквозь кухонное окно услышал зов матери:
– Люк! Домой. Сейчас же.
Если приказывали прятаться, он всегда слушался. Даже когда был совсем крохой. С трудом переступая в бурьяне на заднем дворе, он уже каким-то образом улавливал страх в материнском голосе. Но в этот день, когда начали уничтожать лес, Люк замешкался, глотнул свежего воздуха с ароматом клевера, жимолости и доносящегося издали дыма от горящих сосен, осторожно положил мотыгу и, с наслаждением ощутив под босыми ногами тёплую землю, напомнил себе: «Больше меня не выпустят. Может, до самой смерти».
И, повернувшись, безмолвно, словно тень, зашагал к дому.
– Почему? – спросил он в тот вечер за ужином.
В семье Гарнер редко задавали такой вопрос. Зато часто спрашивали «как»: «Как там с дождями на дальнем поле? Как посевы?»
Ещё спрашивали «что» или «зачем»: «Зачем Мэтью гаечный ключ пять на шестнадцать? Что папа будет делать с лопнувшей шиной?»
Но спрашивать «почему» было без толку.
– Почему вам пришлось продать лес? – снова спросил Люк.
Отец недовольно хмыкнул, и его рука, держащая вилку с варёной картошкой, застыла на полпути к цели.
– Я же тебе говорил. У нас нет выбора: это нужно правительству. А ему не откажешь.
Мать подошла к Люку и, прежде чем вернуться к плите, успокаивающе сжала его плечо. Однажды родители уже пошли наперекор правительству, как раз из-за младшего сына. На этот шаг ушёл весь их мятежный дух. А то и больше.
– Мы бы не продали лес, будь у нас выбор, – черпая половником густой томатный суп, ответила мать. – Здесь будут строить дома, а нашего мнения на этот счёт никто не спрашивал.
Поджав губы, она расставила на столе тарелки с супом.
– Но не правительство же поселится в этих домах, – возразил Люк.
В свои двенадцать он уже знал, как устроен мир, но иногда всё ещё представлял правительство злым и жадным толстяком, в два или три раза выше обычного мужчины, орущим на людей: «Запретить!» и «Прекратить!». А всё из-за разговоров родителей и старших братьев:
– Правительство ни за что не разрешит нам сеять кукурузу. Правительство снижает цены. Правительству этот урожай не понравится.