Полуденный зной дрожал над пустыней. Каменистая почва безжалостно сбивала неподкованные копыта лошади, что неслась во весь опор, разбрызгивая пену. Энасир, облаченный в короткую красную тунику то и дело погонял кнутом. Стегал так, будто намеревался загнать животное до смерти. Из-под медного конического шлема, съехавшего на бок, ручьем стекал пот. Силы были на пределе и у всадника, и у коня.
Утром у Энасира состоялся неприятный разговор со старшим дозора. Тот, обойдя границу заявился в казарму и выпятив пузо, дыхнул перегаром прямо ему в лицо:
– Господин начальник городской стражи! Пограничная стелла низвергнута!
Энасир вздрогнул во сне:
– Чего? Ты это сам видел? – переспросил он, продирая глаза и поднимаясь с жесткого деревянного кресла, на котором задремал лишь под утро. Мало того, что ночью сон не шел, так еще этот вояка со своею вонью и худыми вестями!
– Да, уважаемый господин, сам видел…
– И кто это может подтвердить? – полюбопытствовал Энасир, а сам подумал: «Пропади ж ты куда-нибудь!»
– Мои воины…
– Когда ты это случилось?
– Поздно вечером… вчера.
– А почему я об этом узнаю только утром?! – рявкнул Энасир. – Ты хочешь сказать, что ночью видел разбитую стелу среди пустыни? А твои глаза тебя не подводят? Ты хоть понимаешь, что это значит?
Старший дозора втянул толстую шею в узкие плечи и приготовился услышать множество туго закрученных выражений столь же красноречивых, сколь и непристойных.
– Да, господин. Понимаю… – затряс он лысой головой,
– Где твои люди? – продолжал напирать Энасир.
– Спят, после ночного…
– Давай их сюда!
Начальник дозора стал мяться на месте, подыскивая нужные в таких случаях слова.
– Чего? – спросил Энасир.
– Ну так… это… они же после дозора спят… – пояснял старший.
– И что?
– Ну… просто… вот…
– Что? Пьяные? Уже? – Энасир старался прочитать по глазам мысли вояки. – Оба что ли?
– Но ведь не на службе… – оправдывался старший.
– Бараны!
Теперь Энасир скакал, очертя голову. Ему очень хотелось видеть стелу невредимой. Он уже подумывал с каким удовольствием, вернувшись, посадит всех троих дозорных в яму дней на десять, чтоб стелы разбитые не мерещились во тьме.
По дороге он обогнал какого-то старика в изодранной тунике, что влачился рядом со своей старой трухлявой арбой. Вез ее худосочный ишак раза в два меньше самой телеги. Старик отпрянул в сторону, чтобы пропустить всадника и, наглотавшись пыли из-под копыт, продолжил свой путь.