Виталий ничуть не стремился быть праведником, но правила и приличия, хоть и с усилием, соблюдал. Глаза его порой выхватывали из толпы привлекательную особу, и где-то в глубинах души, не подконтрольных сознанию, разыгрывались наскоро феерические спектакли, однако, покашляв сурово, герой перебрасывал взгляд на супругу, да этим все и завершалось. Жизнь то текла, то бурлила, шлифуя привычки. Сезоны сменялись по расписанию.
Этот год проявил себя южным почти темпераментом.
Лето склеивало нещадным пеклом пальцы и веки. Сосредоточить внимание на делах удавалось лишь в струях кондиционера. Бесконечные действия, изо дня в день похожие друг на друга, сливались в полосу неясного очертания, подобно несущемуся мимо платформы железнодорожному составу. И сколь бы интересен ни был предмет жизнеобеспечивающего труда, мысли то и дело утекали разогретой квашней в дальние страны, хлюпали безвольно по морям-океанам. Прок от работы стремился к нулю, а жаркий июль куражился, сутуля людей, разжижая им волю и выматывая до потери желаний.
Усевшись в духовку своей машины, Виталий раскрыл окна, пока из системы климат-контроля не подует холодный воздух. Он позвонил жене обозначить время. Час предстоящей дороги в пробках был настолько привычен, что, несмотря на жару, претензий к судьбе не возникло. Однако, к моменту высадки возле дома над мыслями безраздельно властвовали горячая слякоть на пояснице, покрытые слоем пота ладони и ощущение отсутствия перспектив.
Темно-зеленый подъезд старого кирпичного дома утешал прохладой. Даже в столь густые жаром летние дни, притворяя за собой массивные входные двери, вошедший оживал, словно незримый ручей обволакивал его тело, принимая в свой дивный мир. Маленькое, но гулкое эхо дробно дразнилось в пространстве, развлекаясь шлепками шагов и вторя произнесенным словам совиным вокалом.
Виталий Григорьевич нарочито упругой походкой бодрился, считая ступени группами по четыре, что совпадало с принудительно ритмичным дыханием. На четвертом этаже его встретит жена, в ноздри ворвется ароматный пар своевременно приготовленного обеда, тапочки примут в свой мягкий покой натруженные ноги. Все в порядке. Без отклонений.
На площадке верхнего этажа скрипично пропела дверь, и, задорным стоккато шагов заходя на вираж между маршами, сверху выпорхнула Юлечка, мимолетно застыла в краткой паузе, распознавая против света идущего вверх человека, и встрепенувшись цветастой юбкой, продолжила праздничный спуск.
