Цикл римских цифр
I
«Правильный выбор»
Я агрессивный человек. Мой психотерапевт прилагал титанические усилия на бесчестном количестве сеансов, чтобы добраться до истоков моей агрессии. Самому себе, не говоря уж о ком-либо, я не мог дать этого ответа. Мое внутреннее состояние достаточно трудно описать и практически невозможно понять, даже мне, прожившему с этим всю свою жизнь, где каждый новый день отзывался войной в моей больной голове, а я отважно сражался, подобно Римскому гладиатору, медленно приближаясь к пониманию неизбежного.
Еще в глубоком детстве я начал испытывать злость ко всему, ко всем, к каждой клетке окружающего меня пространства. Я ненавидел цвет комнатных обоев, расположение мебели и других вещей в доме, даже собственная прическа и даже тень казались мне чем-то отвратительным. Тогда я начал разбирать весь дом на мелкие части, начиная разбитой посудой и заканчивая поджогом родительской спальни. Долгое время мои родители не хотели обращаться к помощи специалистов, думали, что, воздействуя на меня всеми возможными гуманными способами можно добиться куда большего. Вскоре, уже в полной мере осознав проблему, они направили меня к психотерапевту, который принимал пациентов на дому, но после первого же сеанса он отказался работать со мной и полностью вернул деньги. Я рассказал ему о том, как и главное зачем отрезал соседскому коту хвост садовыми ножницами. После этого он выставил меня за дверь, и мы никогда не виделись.
Первый раз я ударил человека, когда стал немного старше, хотя мой маленький, неокрепший кулак еще не был приспособлен для качественного и жесткого удара. В то время я ходил в начальную школу, как все обычные дети, но чувствовал себя черным ребенком в начале пятидесятых. Там я смог поладить лишь с одним парнем из полутора тысяч учеников. Это был огненно-рыжий, невероятно жирный парень из обычной семьи среднего класса, с маленькими, как бусинки ядовито-зеленого цвета глазами, расположенными далеко друг от друга. Большие слоновьи уши, толстая и короткая, как старый пень, шея, кучерявые черные и вечно грязные волосы. Одним словом – урод, каких мало. Но вот было в нем что-то такое, что притягивало к нему самых разных людей и я не был исключением. Может быть эта манера как-то необычно разговаривать, а может какая-то мощная внутренняя энергия. Не знаю, но это точно не внешние данные. Таких, как он я видел в телешоу самых необычных людей планеты, и он с лёгкостью смог бы стать пастухом их безобразного стада. В общем и целом, мы провели вместе три сумасшедших года, вместе перешли в среднюю школу, вместе учились и проводили досуг. Я считал его другом и, как ни странно, не злился на него, как на остальных, а он доверял мне свои самые сокровенные тайны и секреты. Тот роковой день перечеркнул все жирным штрихом огромной и ужасной кисти необузданной, внезапной ярости. Вряд ли мне удастся вспомнить, чем именно я был тогда занят, когда Дени Кроули – так звали того парня, начал молотить по двери моего дома руками и ногами, громко, насколько только возможно, выкрикивал мое имя, будто за ним гналась стая голодных волков, а от моих действий зависела его жизнь. Отчасти так и было. Многое с годами ушло из памяти, но я отчетливо помню свои ощущения в тот миг. Этот грохот по деревянной двери, как от отбойного молотка, глушил все в округе, включая мои мысли, а его омерзительный свинячий голосок резал слух почище ленточной пилы. Тогда я решил, что если не умру, пока иду до двери, то убью его первым, голыми руками. Я быстро открыл эту чертову, постоянно скрипящую, массивную дверь и, не дав сказать Дени ни единого слова, начал вбивать его широкий красный нос в пустую огромную голову так, как забивал гвоздь тяжелым молотком в мягкую и сырую древесину. Мне было десять лет. Он выжил. Помню у дома стояли патрульные машины и карета скорой помощи. Всеобщий шок. Как следствие психиатрическая больница Джареда Маккли, гребаного мозгоправа, выходца из Кембриджа, с самооценкой летящего павлина. Редкий старый кусок дерьма. Жаль, что в один момент санитары не дали мне всего нескольких секунд, чтобы я успел сломать ему предплечье, ему повезло отделаться лишь переломом указательного пальца, которым он так любил ткнуть в грудь, указывая на низкое социальное положение и своё превосходство над пациентами.